Николай Граник
Николай Граник E-mail

Текст
Дневник
Биография
Письма
ICQ-тексты
ICQ ICQ
На главную

3февраля2003

Сны: Первый - атмосфера школы, воскрешение беззаботности, смесь одногодок, некие уроки и прогулы, концерты, невыполненные задания.
Второй - ограбление квартиры, я открываю дверь ворам, дом полон женщин, в том числе умерших, грабители действуют хаотически, я шмыгаю на улицу и звоню 02. Вскоре они уходят двумя группами - первая уносит баулы с чем-то очень древним (иудейская культура), вторая - кавказцы - идут мимо меня и замечают меня.
Третий - я в преступном мире, как-то ввязался и постепенно втягиваюсь. Юра - авторитет, он примитивен по психологии, но очень цепок и упрям. Он подчиняет всех себе, а меня даже тронул ножом, у нас общие дела. Я ухожу от него (них), атмосфера преследования и наказания, но встречаю в метро Кузьму, тоже ушедшего от них, и вместе нас "отпускает".

Мои сны не содержат откровений, это вполне понятная компиляция давно расшифрованных личных символов, разбавляемых каждый раз до несладкого впечатлениями прошедшего дня. Сегодняшний калейдоскоп очень строен по драматургии. Часто, по нескольку дней, накрывают потоки информации, но напоминающей силиконовый песок на оскудевших приисках. Бонус: Паша говорит: "колян, что это такое?" - и произносит фразу, которую написал я, но теперь сам ничего не понимаю в ней.

Молодой человек с таким видом читает газету, что я думаю, что это "коммерсантъ", а это всего лишь "спорт-экспресс".

На Рождество понял, что признание тебя какой-либо частью мира зависит только от твоей заявки. Ты как бы эмулируешь вселенную, которая с необходимостью становится Вселенной. Принцип творчества.

Филипп Нуарре, "Большая жратва", 73г. Отличный фильм, потому что воплощено задуманное. Любая из тысячи ассоциаций приводит тебя к режиссёрскому замыслу.

Илья Масодов. такая "специализированная" литература не может выйти за установленные собой рамки. Я начинаю читать, меня цепляет, если автор талантлив, но когда он переходит грань некоей правды, я срываюсь с его крючка и воспринимаю повесть как криминальные сводки ТВ. А хочется порезаться.

Меня привели в обычный подвал многоэтажки, где слуховые окна были неаккуратно заделаны кирпичом, а двери закрывались колесом, как у сейфов. Я сел на стул около гладильной доски с приборами, по фильму "17_moments_of_spring" я понял, что это орудия пыток. Они всегда напоминают хирургические приспособления, потому что лезть внутрь человека больнее всего. И я понял, что мне предстоит, в какие нибудь ближайшие пять минут, испытать на себе их проникновение. Я изучал каждый щипчик и пинцет, пытался понять примитивные механизмы раздвижения, сверления и сжатия, во мне началась нервная реакция, напоминающая начало пытки. Во рту пересохло, я не мог оторваться от браслета с штопором, только ввинчивающим внутрь. И тут дверь отворилась. Двое мужчин ввели третьего, с завязанными глазами, руками и мокрыми штанами. Они привязали его к стулу напротив моего и обратились ко мне:
- Теперь вы можете приступать!
- Приступать к чему?
- Как?! К пытке! Вы можете делать всё что угдно!
- Но я ни разу ничего такого не делал...
- Но разве вам никогда не хотелось этого?
- Но он же всё слышит, понимает.. ему же страшно!
- Вы можете использовать эфир, тогда человек ничего не почувствует.
И они намочили тряпочку из бутылки и сильно, словно человек был опасен, приложили её к его лицу, причём в момент касания человек неестественно дёрнулся, как от горячего.
- Теперь он ничего не почувствует. Это хотя и проще, но не так интересно, как если бы он был в сознании.
И они закатали дверь снаружи, а я остался наедине со спящим. От него пахло свежей мочой, одет он был вполне сносно, а лицо напоминало мою первую собаку. Я взял инструмент попроще, только через минуту понял, как его применять, и подошёл к спящему. Он был в моих руках, полностью, я мог не волноваться, что он запомнил меня, потому что я мог его убить. Я рассматривал его скорченное лицо, в то же время ища место, куда воткнуть орудие. Я уже присмотрел несколько достойных мест, мягких, и в то же время доступных для меня, как вдруг мне совершенно расхотелось действовать, и не потому, что человек был без сознания, это, наоборот, могло бы дать мне небывалую свободу, а просто мне стало неинтересно, что у него там, внутри. Мне перестало хватать власти над беззащитным, просто потому, что не перед кем было показать её, и я аккуратно сложил все щипчики на доску и попытался заснуть на своём стуле.

Я уже год работал перед двумя мониторами, но когда забрали один, мне показалось, что у меня ампутировали лёгкое.

Эти бесконечные самоговорящие объявления в метро делают из меня "уважаемого пассажира".

Писатель должен расшатать клетку своего языка до полного освобождения.

Вся индустрия кафе и ресторанов помогает спастись от одиночества. А кто сказал, что хорошо быть одному?

Любить можно то, что терял когда-то. Как я могу полюбить жизнь?

Как Джульетта Мазина (Ночи Кабирии, 57) - совершенная по доброте история конца итальянского неореализма. Мне хотелось бы верить в неё, но спустя 50 лет мне интересно смотреть на дедушкины фотографии, когда он ещё не знал о рождении далёкого меня. Не больше.


4февраля2003

Тайна времени. Представление года как циферблата, прошёл целый час, а я так легко потерял его! С возрастом одинаковые промежутки становятся всё меньшей долей возраста - их всё труднее заметить, их легче не замечать. Необходимо найти оправдание равномерности времени.

В четыре года человек прикасается к социуму, становится шизофреником, потому что кроме него появляются ещё люди, то есть он сам становится человеком, одним из. И вокруг меня всё становится говорящим. Когда мне было четыре - умер Брежнев. Когда Николаю - умер Сталин. Когда маме - кончилась война. Когда отцу - умер Ленин.

Не нужно САМООБМАНА! Надо верить в то, что есть, а не в то, что может быть!

Сегодня у мамы день рождения. Подарок я принесу вечером, потому что интервал корреляции праздника - три часа. Но утром, когда день уже наступил, но подарка нету, надо стерпеть желание подарить его, и, соответственно, принять. Я понимаю, что могу сфотографировать их празднество на работе и предлагаю свою услугу. Мама отвечает "а чего снимать, не юбилей ведь". Тогда я делаю попытку "но я сниму совсем по-другому, чем...", но она перебивает меня "я сказала нет - значит нет". И в этом отказе есть только отказ от меня, такого неблагодарного, что не может поздравить с утра. Обида на то, что я не такой, как ей хотелось всю жизнь. И меня настолько не трогает её обида, что я принесу вечером то же самое, что принёс бы, если бы она не обижалась. С днём рождения.

Да, я школяр, несущий стерильный дневник на подпись. Мазохизм.


5февраля2003

Мы с Пашей как впервые влюблённые - наступаем друг другу на ноги, смущаемся, приглашаем на "белый танец", мы боимся плоти друг друга. Хотел строить график градуса наших отношений в зависимости от времени года.

- Мам, дай понесу!
И шестилетний мальчик берёт из рук матери красный флажок. Они находятся в колонне своего района на первомайской демонстрации.
- Смотри, не урони! Видишь - на тебя с трибуны смотрят!
И мальчик выпрямляется, словно вспомнив, что "сидит криво", и начинает заглядывать в глаза далёким дядям, совсем не страшным, даже чем-то притягивающим его детское внимание. Он видит, что дяди в пальто и с поднятыми ладонями действительно смотрят на него и он начинает махать им флажком, стараясь, чтобы бумажное полотнище всё время поворачивалось к ним боком. но, пройдя порядочное расстояние, или видимый телесный угол взгляда с трибуны, он понимает, что дяди по прежнему как бы смотрят на него, и что э того не может быть, чтобы из всей массы людей они выбрали для своего внимания именно маленького его! Ведь, если они стояли в тех же позах, когда он только вошёл на площадь, и уже тогда он думал, что они смотрят в него, как думает и сейчас, то то же самое чувствуют все люди вокруг, плывущие в собственном море! И он просит тогда:
- Мам! Дай мне ещё что-нибудь, чтобы дяди увидели только меня одного!
Но у мамы больше ничего нет значимого и мальчик понимает, что проведёт этот день зря, а точнее, все последующие дни будет чувствовать, что упустил нечто важное, что мог бы дать ему пусть случайный, но прямой взгляд с трибуны. И он встаёт на одном месте, как осёл, чтобы воспрепятствовать общему движению колонны, чтобы те, вдалеке люди, увидели непорядок и по цепочке за ними обнаружили причину затора, но мама сильнее и тянет его вперёд, шипя про непорядок. Тогда он понимает, что надо прибегнуть к крайнему средству и, как делал не раз, начинает реветь, заглушая для мамы военный оркестр в стороне и рёв давно проехавших, вдалеке, танков, подпрыгивать двумя ногами на полметра и со всей дури впечатывать их в брусчатку до боли в пятках. И мама уже не в силах успокоить его обычными увещеваниями или строгостью, хотя бесполезно пытается одёрнуть взбесившегося ребёнка. И тогда она решается:
- Хорошо, я дам тебе ещё кое-что, но дай мне слово, что не будешь открывать! Обещаешь?
И согласный на что-угодно малыш, конечно, соглашается. Мама расстёгивает заплечную сумочку и достаёт полусферическую коробочку, в которой лежали обручальные их с отцом кольца:
- Держи крепче и внимательней! Это самое ценное, что есть у нашей семьи!
И мальчик вытягивает свои короткие ручки по направлению к трибуне, махая коробком, но взрослые вокруг родились раньше него и успели вырости ещё выше со своими транспарантами. Он понимает, что больше ничего не будет в его руках и, дождавшись, пока мама отвернётся, идёт вслед желанию посмотреть, что внутри. Он приоткрывает бархатную ракушку и видит на синем постаменте вместо колец, давно насаженных на пальцы, большую красную кнопку. И вот так, в раскрытом виде он протягивает найденную жемчужину дядям, и тут же самый средний в ряду начинает суетиться, делает импульсивную попытку перешагнуть за бортик, но спохватывается, что высоко для его лет, оборачивается к стоящим за спиной и, поправляя очки, что-то приказывает непонимающим фуражкам. Затем мальчик видит этого же дядю быстро спускающимся по боковой лестнице трибуны, создающим за собой людской шлейф, но он уже доволен - его заметили, и любопытство перекидывается в собственные ладони - он аккуратно нажимает кнопку до упора и слышит характерный щелчок во внутренностях кнопки, означающий необратимое переключение контактов, отчего тот человек с трибуны, как успевает заметить мальчик, теряет равновесие и падает на нижние ступеньки, но тут же скрывается под плотной волной набежавших тел.

Ночь Антониони (61г.) - это когда художник претендует на большее, чем вдруг ощутил пустоту внутри. Он слаб, пожиная плоды прошлого, и начинает зависеть от женщины. Ночи Кабирии вчера - история про земные чудеса мира, Ночь сегодня - про будни небес. Нельзя получить больше, чем способен взять - крайне важный закон.


6февраля2003

При малейшем ослаблении страха я становлюсь настолько свободным, что не чувствую под собой тела.

Была школьная история, в которой идеально круглая отличница на выпускном сочинении допустила лишь одну ошибку - перенесла на другую строку какое-то идеологическое слово с дефисом - перенесла в месте дефиса, но слово это было единственным в советском языке, которое переносить было нельзя! И ей поставили, о ужас, четыре! Наверное, после её растерзали тигры.

Каждое слово должно быть последним. Это виртуальная, но настоящая смерть. Я перечитываю тексты трёхмесячной, например, давности, и там, где понимаю, что это написал не я, мне нравится и называется хорошим. То, что я никогда не смогу повторить.

Вышел сборник "настоящая проза", куда вошёл Паша (со стр. 77), и я честно спрашиваю себя - мог бы я оказаться среди них? Подхожу ли? Уверенность невозможности сменилась сомнением.

Иногда захватывает ощущение человека, долго бегущего по гравию, и спохватывающегося, когда хруст под ногами прекращается, но не сразу, а через несколько секунд, и тогда он видит себя на краю трамплина в пропасть, - он раскачивается, балансирует и понимает свой предел движения, дальше только метаморфоза.

Натыкаюсь с надоевшей регулярностью на оккультные, сатанинские, вызывающие дрожь ресурсы интернета. Это - вскользь показанная и тут же спрятанная от взгляда учителя помятая фотка битлов. Эффективнейшее воздействие на душу населения. Главная особенность их - в одинаковости подмены, подкреплённой осмысленными историческими и остальными знаниями. В итоге - ориентация на канонические верования и культы, попытка их очередного переосмысления (Отец Кроули - священник, правда, фанатичный. Юнг, родившийся в том же 1875 в семье пастора, становится психоаналитиком - как вариант избавления от отца). То есть - невозможность автономии, новизны. Их деяния - как сравнивать тираж, полиграфию и выходные данные справочника по транзисторам и набора новогодних открыток - и при этом делать вывод об идентичности содержания. Они с необходимостью играют роль, на них надета маска концепции - это критерий для разоблачения. Они наносят мне ущерб, провоцируя схожие сомнения на старте, но притягивая к своему финишу. Моя особенность - в дальновидном взгляде на проблемы. Не хочу ограничивать себя нелюбовью.

Мамлеев просто в каждой фразе ненавидит то, что описывает. Кроме того, на одну находку у него приходится десяток пошлостей. Это невозможно БЕСПРОСВЕТНЫЙ писатель. Раковая опухоль - не развитие организма, не смотря на внимание к ней. Истина таких вот писателей - как кефир - однопроцентна. Это отчётливее видно в рассказах. Я видел репортаж-интервью с ним - он вполне благополучен и на опознании авторов текстов я не показал бы на него из сидящих в ряд. У него есть школа последователей. Вдруг кажется, что я что-то упускаю, что недопонимаю творческого процесса, но только не здесь - люди, подходящие к истине как патологоанатомы (не Платонов!), не могут создавать! Даже если оправдывать это игрой, концептуализмом, то это не оправдывается глубиной! Похоже на то, как, с трудом вытащив занозу, мальчик пошёл работать крановщиком - забивать бетонные сваи. Прикасаясь к смерти, можно привязаться к ней. Есть трагизм Введенского, а есть рвота Летова. Слёзы Платонова и особняк Мамлеева. Самосожжение Гоголя и позёрство Кроули.

Необходимо всего-лишь повернуть за угол, - а там по прямой до дома, подъезда, этажа и быстро захлопнутой двери. Но за углом они - эта стая подростков, всего лишь на год старше моего, но будь они и дважды младше - я всё-равно не смог бы противостоять им, не знаю, откуда у ничем не интересующихся детей такой интерес ко мне. И вот один из них, цыкая на ботинок, отталкивается от стены лопатками и направляется ко мне.


7февраля2003

Часто отцы умирают, когда сыновьям примерно за 33. Так и у Друскина. Я подумал - когда, например, человек читает газету или журнал, и находит упоминание лично связанного с ним события или места или недавно увиденного, подуманного, - он становится в сотню раз внимательнее. Потому что сам как бы попал на газетную полосу, что мыслится уже запредельным счастьем. Известность - мещанское божество, и многие люди полагают известность недостижимой, то есть не для их жизни, что в их космогонии - естественно. И вдруг один из них попадает в телеигру, или у него берут интервью, или что-нибудь подобное, и человек становится перед фактом инициации, преждевременного воскрешения, он не готов и даже не может осмыслить произошедшее! На съёмках он полностью деморализован обстановкой, словно херувимы просят подержать краешек волны, пока они будут её штопать, он не может ничего внятно произнести, понять, что от него требуют, и после, на экране, он выглядит слегка идиотом, на потеху компании, в котор ой это событие и отмечается. Так же и смерть человека - невместима прижизненным сознанием, запредельна по ощущению, хотя многие рвутся и возбуждаются смертью. Разница только в том, что лишь немногие попадают на телеэкран или становятся известными, а после почти все возвращаются назад - к своей земле; смерть же наступит для всех и однократно. Ощущение - как тысяча человек тянут из шапки один крестик, но ты должен тянуть последним. Догадайся, кто его вытащит? Смерть беспроигрышна - в этом её притягательная сила. Её не надо доказывать, тем более - верить в неё.

Я читал книгу в метро - и на сиденье подо мной прошла сесть девушка. Мой взгляд с необходимостью поглядел на неё (0,1 сек), но было достаточно признать её совершенством. Когда читаешь - над самым краем книги находятся глаза сидящего человека, но я не должен смотреть на неё, потому что, я вижу, она смотрит и оценивает меня! Потому что у меня, как я могу судить со стороны, интеллигентный, но не чахлый, вид. Смесь уверенности и индивидуальности. И книжка какая-то странная. Умная. И пальто приличное, без капюшонов. И она смотрит то на меня, то на перевёрнутое название книги. И я понимаю, что не смогу не упустить её; в тот самый момент, когда она только проходила мимо меня, это было уже очевидно. Я дрогнул внутри перед этой красотой, и будь ситуация иной, был бы я хмел или не оставалось бы нам всего пять минут совместной езды - я бы возобладал собой, придумал бы подход и целую историю знакомства, но в том то и дело, что жизнь подбрасывает полуфабрикаты твоих желаний, и требует подвига. Мало того, что я не начал преобразование любви, я уподобился женщине. Совершенно помимо воли я стал красоваться перед всеми (перед ней), когда попался смешной кусочек - я шире, чем если бы её не было передо мной, улыбнулся, когда переступал ногами - стал стократ вальяжнее, - стал себя вести, как если бы вдруг догадался, что снимаем скрытой камерой. Вместо решительных действий стал пудриться. Всё-таки я пока пассивен и слаб перед красотой, а надо быть в её теле.

Я встретил Вову, шедшего на "властелина колец". "Пойдём за коньками", предложил я, зная, что он откажется. А Света уже встала в пяти метрах от меня. "Нет, колян, я пойду..." И я не говорю, что у него нет свободы выбора, я говорю - она у него в прошлом. Он выбрал.

Я шёл мимо церкви и понял, какое она чудо, посреди всех зданий, человеческой цивилизации, пакетов молока и самолётов, - если подумать, что когда-то по непроходимым чащам земли бродили только дикие звери. Если подумать о метафизической пустоте пространства.

GUCCI LEBEDDI


9февраля2003

Мнение о том, что в нашей стране преобладают воспитанные женщиной мальчики - верно. Раньше ребёнок дистанцировался от матери тем, что она была не на первых ролях в семье, теперь же она совершенно свободна в общении с ребёнком.

У нас появилась кошка. Пока безымянная. Если сравнивать их с собаками, то последние - человечны, их психология ближе человеческой. Кошки непонятны - раз, и не стремятся понять - два.

У нас в подъезде кто-то умер. На лестнице собрались старушки, обсуждают со страхом на лицах. Как чувствую - они готовятся и радуются, что "скорая" приехала не к ним, как медсестра зубного врача выглядывает в коридор и кричит фамилию одного из притихших школяров. Он встаёт и по спинам остальных струится холодок.

Корень зла. Или того, что каждый понимает под этим. И то, что роднит феномен человека, роднит и его понятия, объективизирует феномен. "Падение Люцифера", "изгнание с небес", "обезьяна Бога" - суть одно и то же - искажение задуманного. Механизм зла - исказить, присвоить созданное до него. Зло не может творить! Так получают оправдание "заблудившиеся во тьме", но осуждаются "обеспеченные" чем-либо. Восприятие тоже может быть злым, не оставляющим творцу должной свободы.

Человек может запеть в метро, если будет не один. Рядом идущий знакомый - гарантия несумасшедшести поющего в глазах окружающих.

Вспоминая пашину "пройденность": в вагон метро зашёл дедушка с табличкой "помогите геологу. Радиация, золотые прииски". И та же парочка сидит рядом с вошедшим. Дед минул их и девушка, глядя в пустоту, но обращаясь к парню: "геолог!" - "тут что, золото?" - "значит, он находит!" И смеются громче всех. И я тоже смеюсь, потому что в их существовании нет зла, они созданы прожить свою любовь, и я бы мог увидеть их глупость и плоскость, если бы сам был раздражён и при смерти. Я понял, что необязательно думать о смерти в 20 лет. А диктор объявляет "Перово" - и она тут же выпаливает "Херово!" и утыкается в смущении от своего бессознательного в плечо парня, не видя меня, смеющегося так же, как тогда - придумав сто синонимов своей станции.


10февраля2003

Программа "Русский дом", сайты типа воскрес.ру, - есть примеры той самой одержимости, когда заявляемая идея не достигается совершенно, но подменяется эгрегором государственности. Просто почитать, послушать их - и понятны ключевые моменты, вокруг которых они вертятся. Никакой России и святости там нет в помине.

Подумал - заинтересованность проблемами этого круга есть глупое психологическое следствие невнимания к собственной личности. Как Юнг писал, что политики - люди сплошь нереализованные. Легче хапнуть, чем создать. Реализация во власти над другими - проще и полностью устраивает тщеславие.

Когда я слышу перепев прекрасной песни, пусть сделанный крайне небрежно и гораздо менее талантливыми людьми, я всё-равно чувствую подъём духа, сравнимый с восприятием оригинала. Истина здесь в том, что прикосновение к духу требует каждый раз уникального воплощения, в воспроизведении жизни ради того многообразия, конца которому нет. Это смысл земного существования - родить ребёнка нового восприятия, воплотиться ещё и через неведомую форму, и конечно стараться, чтобы она была небесного цвета.

программа PHP Expert Editor - лучшее, что я когда-либо видел из софта. Спасибо Андрею Калите из Киева!

Часто можно с уверенностью сказать, что произошло где-то без тебя, просто ты с достоверной вероятностью можешь восстановить ход событий, и увидеть их глазами своей фантазии. Например, я зашёл в туалет на этаже нашей фирмы и поразился небывалой просто грязи, как на самой цели посещения, так и на околоплодных местах - бачке, полу и даже стенах. Стоит сказать, что на этаже присутствует фирма регистрации временного проживания в столице, и часто на лестничной площадке, перед входом в коридор дверей, толпится приезжий издалека народ. И я подумал - почему люди оказываются способны, даже придя в цивильное место, сохранить за собой свой уклад жизни? Якутский туалет из двух палок. Ведь речь не идёт о сохранении культуры некоей, самобытности народа, а всего лишь о том, чтобы без боязни принять накопленный другими опыт, пусть и в интимной сфере. Зачем вставать ногами, опираться о стены, топтаться нестряхнутыми сапогами? Подумалось - эта ограниченность с необходимостью есть элемент общей культуры народа. И я отправился работать мимо охранника, который сказал "да там, в туалете, картридж от принтера растрясли, умники!"

Или так: "заплываешь подальше" в море, чтобы те, кто встал вместе с тобой, остались поплавками у берега, раскидываешь в стороны руки и, оставаясь недвижим на плаву, расслабляешь мышцы где-то внизу, и море чувствует прилив, словно взошла луна, хотя только утро.

Фобии полезны - они побуждают к действиям.


11февраля2003

Поход по ночной Москве с заглядыванием в витрины, в лица жующих отдыхающих, смотрящих тебе в холодный рот, с поскальзыванием на нетающих от присыпок ледовицах, - при том, что ты идёшь в тёплое место, где накурено от прожжёных сигарет и твоя спина греет батарею, - слишком мифологически верное содержание, чтобы пропасть незамеченным. Тот самый Иванушка-дурачок должен путешествовать в дремучем лесу, чтобы к вечеру выйти на полянку с избушкой , побыть н апоеным-накормленым, и двинуться дальше.

"Лучше порно, чем никогда!" (Вовец)

Сон: Николай даёт почитать книгу Сартра, где типографский шрифт подчёркнут-перечёркнут его рукой, расставлены карандашом замены словам, плюсики и минусики.

В вагон заходят мужчина и женщина, оба с гружёными тележками - что и повод поговорить - они расставляют их в порядке выхода из вагона. Женщина: в оранжевом пальто, крупная телом и лицом, которое обветрено от наружного стояния за прилавком. Мужчина: маленький, и тележка у него меньше, весь в чёрном, шапка-ушанка. Женщина начинает: "этого видели? жирный стал, не такой, когда голосовали за него!" Но мужчина инертен и она, готовясь к выходу: "ну, до свидания!" - "Всего хорошего!" Но ехать ещё целых три минуты. Не просто же так стоять?! "А я встала в пять - пока доедешь!" - " А откуда ехали-то?" - "Из Костерево." - "Ох, так далеко?" - "Всего два часа на электричке!" - "Я был там в 49-м, в поход школой ходили. Места-а..." - "У нас летом москвичей много, да." - "И что - каждый день так?" - "Раз в неделю. И то хорошо. У нас ведь зарплата - 400-600 рублей, максимум 1000! Как прожить? Вот одна у нас ездит каждый день. А поля у нас - кругом, и всё пропадает! Пшеницы рождается - пропасть! Мы не убираем даже её! Тонна стоит 800 рублей! А мы закупаем, чтобы к магазину сразу подвезли! Вот смотри - никто не вкладывает даже в подмосковье, ресурсы пропадают, а они принимают закон о земле! Да бесплатно никто не берёт, а за деньги станут? Привыкли - выкачать из земли сразу - и продать, а возиться не хотят. Ну ладно, пока!" - "Пока!"

Эта кисточка лезла в нос, в губы, царапала глаза - меня пудрили перед эфиром. Наконец, подъехала тележка с камерой и ведущий, сидящий симметрично меня относительно иконы на фоне витража храма Христа Спасителя, поправил микрофон в ухе:
- Здравствуйте, дорогие телезрители! Сегодня мы поговорим о еврейском заговоре. Реален ли он? Так ли близок от нас, что мы не замечаем подкравшейся опасности? Что делать в условиях тотальной западни, которую мы все чувствуем? Разобраться в этом нам поможет Николай Граник - оголтелый представитель оккупантов. Итак, здравствуйте!
- Простите, но мне говорили, что я приглашён совсем на другое обсуждение, я подготовился и хотел рассказать зрителям о... (я держался за папку)
- Простите и вы, но мы не могли рисковать! Иначе бы вы не пришли вовсе, а нам как нельзя кстати интересен "взгляд изнутри"!
- Изнутри чего? Я не совсем понимаю, зачем тогда я здесь?
- Уважаемые телезрители, вы видите стандартный приём тактики "под дурачка", которым нас потчует Николай. Изнутри чуждой и навязываемой нам, исконно русским, ментальности!
- Простите, но кто вам сказал, что я - нерусский?
- Мы ждали этого вопроса - и наш специально русский корреспондент побывал в Первомайском роддоме, посмотрим. (На студийном мониторе появилось кофейное лицо, стоящее перед красной табличкой роддома, потом несколько вопросов администрации и раскрытая пожелтевшая книга учёта младенцев. Текст: "Страница была вырвана, причём совсем недавно, посмотрите (осциллограмма отрыва), но мы нашли её, скомканную, под шкафом одной из палат, читаем! (и данные родителей) Из русской столицы, Иван Ставрогайлов!") Спасибо, Иван! Наш гость несколько смущён, но мы действовали, поверьте, из лучших побуждений!
- Хорошо, пусть так, но вы же сами видели - я наполовину русский!
- Простите, нас интересовало не это! Мы убедились, что вы не меньше чем наполовину еврей! А по законам математики - у вас ведь техническое образование - 50% округляется в большую сторону! Надеюсь, мы больше не будем спорить по этому поводу! Итак, вы - представитель стана врага. Мой первый вопрос - как вы оцениваете ваши шансы?
- Я же сказал - я не имею и не хочу иметь к этому никакого отношения! С вашего позволения... (я встал с кресла, но мои руки и ноги оказались привязаны к поручням и я плюхнулся обратно)
- Ваше упорство достойно лучшего применения! Но и мы привыкли к сопротивлению!
- Скажите, а может быть так, что я действительно ничего не знаю про заговор?
- Маловероятно, но даже если вы этого пока не поняли, я объясню. Согласно последним научным данным, коллективное бессознательное отдельной нации проявляется не только в отсутствии сознания, как то сон, бред и тому подобное, но и при дневном свете. Вы можете жить, учиться и работать, и будете совершать тот набор действий, на который вы как бы "запрограммированы". Причём, что доказано, чем ответственнее задача, поставленная перед ев.., простите, человеком, тем активнее его бессознательное. Доходит до того, что его сознание при напряжённой работе полностью выключается и он даже не помнит, что он делал. Стоит ли говорить нашим телезрителям, почему во главе корпораций, имеющих ключевое влияние на нашу страну, стоят определённые люди? Теперь мы можем доказать их вину научно!
- Хорошо, даже если это так, чем я могу быть вам полезен, если совершенно ничего не замечаю за собой?
- А для этого мы и пригласили вас! Вы очень чётко прослеживаете наши мысли! Наши славные учёные разработали специальный прибор - вот он: "гексогон-Б" - который позволит увеличить бессознательные импульсы вашей головы и заставит осознать их.
И два молодца славянской внешности подошли ко мне. Один нацепил на мою голову сеточку с электродами, а второй намотал ремни пошире поверх прежних и затянул их.
- Пока прибор будет разогреваться, посмотрите на новинку книжных магазинов - книгу Александра Солженицына "200 лет вместе", о сосуществовании на одной территории двух разных по духу наций, которые...
Но я уже ничего не слышал - прибор начал жечь в местах касания электродами головы и все органы восприятия затуманились - я перестал видеть студию, слышать голоса, забыл, что сижу или стою, и где это. Моё внимание не угасало, наоборот, оно как-то собралось в одну точку сознания, я всё понимал, что действительно погружаюсь в себя самого, разматывая родовые кольца жизни, проходя обратно через уже прожитое. Словно водолазная глубина - пройденные слои воды начинали давить на меня и вскоре я оказался зажатым под толщей тяжелее земли. Комья летели прочь, разрывалась земля хуже дождевых червей, когда заглоченное проходит тебя насквозь, сдирая кожу, или что там есть, внутри; когда теряется направление рытья, потому что давит отовсюду и равномерно и тяжело, чтобы ты двигался ещё быстрее, ещё глубже от сдавливаемых стен сознания, сходящихся клином и всё ближе к тебе, и вот уже выдираешь кончик хвоста, зажатый замешканием, но скорости нарастают и ты хрустишь как маковая роса и пропадаешь навсегда, на миг темноты, чтобы потом воскреснуть уже не собой, а тобой, сидящим напротив, держащим в руках книгу откровений. Или снова запорошить видение и брести через ночной зимний лес, где могут напасть, а могут и съесть, но ты в охраняющих лохмотьях, пусть и холодно, ты голоден, даже совсем нету тела под тобой, но идёшь, потому что должен донести что-то важное, но важное кому? ты и этого не знаешь - просто есть цель, где-то вдалеке, и есть путь - вот тут, под ногами, и можно только считать шаги, внося меру измерения существования. из вечности в вечность - ты не можешь никак дойти, потому что дойти, кажется, нельзя совершенно, и уже представляешь, как рушишься на землю от усталости и медленно таешь от холода, но вот очнулся - и по прежнему впереди только снежный туман, качающийся в такт твоему дыханию. И начинают одолевать два желания: первое - словно я не иду по небытию, а взбираюсь в гору, сложенную вручную, и что вершина совсем вот близка, и если я доберусь до верха - то буду первым, кто смог залезть туда, и что откроется мне оттуда - неизвестно, но этот непредставимый вид - самое милое мне и ещё кому-то видение, которое я никогда не видел, но часто предчувствовал до маленьких слёз наружу, и что я всегда, даже не зная этого, хотел только вершины - и от этого воспоминания земля начинает дыбиться, наклоняться к лицу и идти становится невыносимо, но надо, ведь больше мне не может быть ничего нужно, хотя я не могу знать, что увижу внизу или наверху, и что с этим делать дальше. И второе - словно я не иду по небытию, а претерпеваю сотню смертей в секунду, если это секунда, и что таких секунд неисчислимо много, как снега перед глазами, причём никакая смерть не повторяется дважды, это даже не смерть, а мгновенное чужое ощущение кончины, и непонятно, отчего приходит смерть, но приходит снова и необыкновенно, и кажется, что внутри тебя даже не некому, а и нечему умирать, что каждая следующая клеточка не успевает разделиться для жизни, как одну из них тут же настигает небытие, и что моё существо тает на глазах и не в силах справиться с болезнью, но непостижимо продолжает идти вперёд, и вдруг кажется, что тело осталось на месте, и что умирало в нём - вроде снова со мной, хотя смерти продолжаются, и хочется, чтобы каждая клеточка наконец претерпела положенное, потому что есть надежда, что подобное не повторится с каждой из них. И два желания застят одно другое, именно как желания - как необратимое движение организма, и вступают в спор друг с другом, вытесняют одно другое из занятого времени, а другое одно - из пространства впереди, и что от такого противоборства мне всё сложнее двигать чем-либо, и я уже готов остановиться в этой бесконечной пустыне на излучине реки, шести пядей во лбу и пяти в штанах, и закричать со всей мочи, чтобы услышали по ту сторону стороны, и я разеваю рот в крике, но рука языка утыкается в поролон препятствия, который на ощупь не что иное как коэффициент стоячей волны по напряжению. Я трогаю край - он острый, и хочется отломить кусочек и запихнуть себе в рот, сделав вид, что гармоники так и были, потому что спектр вот он - рядом со мной в мягком кресле, что-то изменилось в его лице. и почему книга на полу?
- Ты убил его! - кричат и плачут со всех сторон. Врачи вытаскивают тело из-под стола, он бессмысленно вращает глазами, ища меня, и, хотя смотрит прямо в глаза, не видя меня. Я потираю затёкшие развязанные руки и вспоминаю, что не успел записать ещё вот это.

У нас в подъезде умерла 39-летняя женщина. Выглядела старше, всё время курила на лестнице, я не здоровался с ней - она со мной. Теперь не здороваться не с кем, никто не будет курить. В который раз сталкиваясь с фактом смерти, я не понимаю его. Наверное, как Платонов, нужно ввести смерть вокруг в привычку, чтобы чуточку правильнее воспринимать её.

Пришёл спам - человек просит помочь девочке, болеющей лейкемией. Стоимость операции умопомрачительная. Я задумываюсь - и вдруг понимаю, глядя на реквизиты, что это может быть обманом. Кто-то может зарабатывать таким образом. И я не ругаю себя, что стал циником или чёрствым внутри. В условиях мутирующего обмана у меня выработался ген защиты, ген опаски, который стал инстинктом. Или - в условиях самого изощрённого обмана быть искренним становится ещё изощрённее. Знать все способы обмана и быть ещё на шаг честнее.


12февраля2003

Странно, но у мужской неприспособленности мальчиков и женской - девочек, - кроется одинаковое упущение воспитателя.


13февраля2003

Блядство - не когда дают, а когда требуют взамен.

Больше всего в людях, да и в себе самом, раздражает бесподобность Богу.

У нас в детстве было такое выражение "трогать цветок". Например, мы приходили к Егору после школы, уроки побоку, родителей нет, и вот поиграли в "денди", ну в дартс, может быть просто, посидели-посмеялись. И я спрашиваю - а кто вот чего хочет в жизни, и мы начинаем отвечать, шутим, конечно, но пытаемся. Рома говорит, я говорю, ещё кто-то, а Егор в это время валяется на кровати, руки за голову - и протягивает босую ногу вверх по ковру, что над каждой кроватью висит, чтобы стена "не пачкалась". Он тянет большой палец вбок, касается узора, цветной вышивки, и говорит "я бы хотел всю жизнь трогать цветок".

Я увидел Гришковца в 98-м или 99-м, по телевизору. В цикле передач "моноспектакли". Пришёл после института, стал обедать - и остался перед экраном. Прилип. Потому что - сразу задело. Одно дело - когда приезжает, например, Эрик Клэптон, и друг предлагает тебе билет, и ты думаешь - вдруг он как-то достал по знакомству, и сомневаешься, а потом, оказывается, он стоит "всего" 700 рублей - и ты точно не идёшь, потому что знаменитое имя притягивает, но ты его даже ни разу толком не слышал, то есть денег становится жалко. А здесь - по любви, хочешь - смотри, не хочешь - иди дальше. Поэтому и остался. А сейчас, когда Гришковец стал моден, хочется его разобрать на запчасти, присвоить, кто он, да что сделал, и я сделаю это, хотя вновь хочу добровольно-случайно остаться перед кем-нибудь на экране. Многим ясно, да это следует и из его текстов, что он возвращает зрителя в детство. Но что такое детство? Кто как его понимает? Требуется онтологически верное определение, превосходящее биографичность. Гришковец возвращает нам тот момент личной биографии каждого, касающийся внутриутробного периода, когда восприятие, согласованно с первой перинатальной матрицей, цельно и гармонично. Естественно, это метафизическое знание, причём крайне доброе, неискажённое, и присутствующее у каждого. У него очень правильный талант, попавший в "струю времени". Мне очень нравится Гришковец как человек. Он - правильный. Человек верного доброго ощущения, когда явление мира не раскладывается, не редуцируется, а суждение о нём выносится комплексно и сразу - по ощущению. Это женственный человек, мягкое сознание возможного будущего.

Начну с фотографии отца - неимоверной недостижимой сегодня чёткости - где он поступил в институт, то есть лет 18 ему, а он уже лыс. Не так, как человеку говорят "да ты лысеешь", а просто - лыс. И когда женщина - знакомая мамы по работе - стригла меня в комнате вышедшей поэтому дочери, она брала мою голову в охапку и причитала "и такое - стричь?" Но мама тут же говорила, вступая в светский контакт: "да он облысеет скоро, у него наследственность!" И я знал, что у меня - наследственость. И все братья папы тоже были лысыми, я видел их на других фотографиях, а его сестра, наоборот, была с усами, и наверное, я ненавидел тогда свою наследственность, прячась от, в принципе, доброй женщины за косяк двери и шипя "опять станы плинесла!"
Сейчас наследственность разворачивается вовсю, оставляя в смывочной сеточке ванны клубок грязных волос или на подушке - тоже волосы, но тогда - я знал, что если подстричься налысо, волосы продержатся наверху на три года больше. Так папа сказал. Он, видимо, однажды состриг, боясь облысеть, а у него заново не выросли. Так образуется наследственность. Не знаю, болел ли кто из родителей в детстве, но у меня воспалились аденоиды. Я ходил с мамой к врачу - в совдетскую поликлинику, где читать пока было нечего, а если и было - то плакаты были страшные, потому что я сразу находил у себя все симптомы описываемых болезней, хотя шёл совершенно к другому врачу. И тогда изучал геометрию линолеума, углы и перпендикуляры, и в голове возникало с тысячу задач - сойдётся ли математически этот угол с суммой составляющих его? - и минут на пять решалось уравнение, а тело в это время как бы прекращало существовать, оно зудело и боялось вдалеке от меня, возвращаясь только во время открывания двери кабинета. Если бы больных обследовали так же быстро, как сновала туда сюда медсестра, то я был бы немного здоровее. Тогда меня принял доктор Борис - не помню остального. Это был мужик мясного телосложения, он славился самым непонятным почерком из профессии с самым непонятным почерком. Посреди кабинета стоял стул и я сидел на нём, когда Борис диагностировал аденоиды - он закатал рукав и большим пальцем, словно прикнопивал карту мира на классную доску, нащупал во мне воспаление. Меня бы вырвало, если бы его ладонь была чуть меньше и сквозь неё могло что-нибудь просочиться. И он сказал "надо оперировать!" А меня ещё ни разу не оперировали. Меня привезли в больницу и приёмный врач обнаружил педикулёз, "со вшами нельзя!" и меня повели в ближайшую парикмахерскую. Я помню самую быструю стрижку - стул посреди какой-то комнаты, перед глазами нет зеркал а, "всё". И затем, по декабрю, как нагой на параде, шапка не спасала от нового ощущения ветра. Меня определили в самую дальнюю по коридору палату, где уже жили прооперированными старшаки - третьеклассники. "А, лысенький!" - сказали они и после первого похода в туалет моя кровать была заминирована. Причём хулиганили они по-доброму, как бы обучая меня премудростям их сложной жизни. У них были гланды! Я помню, аденоиды - это не самое страшное, они сверху внутри горла, а вот гланды - они снизу, но зато аденоиды иногда удаляют через нос, и я боялся, что мне будут через нос. Однажды они открыли балконную дверь в прошлом особняка и вылезли на улицу. От радости они швыряли мне в палату снежки, а я был послушным - не мог кинуть обратно, боясь попасть в старших, но и не мог оставить их на полу - и тихо отшвыривал снег в угол палаты. Нянечка, конечно, ругалась. Потом их выписали - и стало скучно. Меня завели в операционную и посадили в кресло, сказали "не бойся, это не очень больно" и ушли, но перед уходом привязали руки и ноги к поручням. И я как бы не мог сказать "не надо", не мог встать и уйти, потому что есть степень доверия к взрослым, которую совсем не хочется переступать, и вошёл Борис - он подрабатывал гландодёром. Не помню - помнил ли он меня, просто попросил открыть рот и полез внутрь прибором, как сейчас помню - такой миникочергой с отверстием как с тыла книжной полки под шуруп - дырочка с примыкающим желобком. Этим желобком он как-то находил воспаления, зацеплял их и дёргал на себя, а я дёргался от него от страха, помогая всем телом операции. Длилось минуты три, не больше, - а куда больше? Он вытаскивал моё содержимое и бросал мне на колени - всё было в крови. Когда меня отвязали - я два дня плевался кровью и ничего не ел кроме. Потом зажило, конечно. И когда я пришёл в школу - целый месяц, проходя по коридорам, я встречал ладони головой - они подходили, клали руку на мой алтарь, причащались "лы-ысенький!" и уходили по делам.

А потом на мне отросло и меня отправили на реабилитацию в Кишинёв. Просто не знаю даже что, санаторий или нет, лечебный детский сад? Только насыпь железнодорожная и мы перебегаем её на прогулку. Не помню, но были воспитательницы и был папа, который рядом. Я не понимал, что Кишинёв - это далеко, и думал, что после меня он едет домой в Перово, кушает и спит, а утром - снова у меня с подарками. Он приносил каждый день - однажды головоломку, когда из квадрата коробочки, в которую сложены кусочки, нужно составить сто фигур, а ещё - магнитные шахматы, которые пахнут во мне до сих пор. Дети играли в детской кто во что - а я в шахматы на полу. Шёл февраль 1986 года, но папа приносил мне фрукты - гигантские яблоки и апельсины! И ещё что-то, не помню, и я складывал это на глубокий подоконник спальной палаты, но, приходя за едой, замечал, что количество голов уменьшилось на одну-две. Я не понимал, куда исчезают фрукты, считал я хорошо - не мог сбиться, и я наделил исчезновение мистической силой. Всё бывает впервые, что помнится лучше всего на свете, по чему потом равняются схожие события. Был тихий час, но я первый раз не спал, или так - спал, но потом проснулся от шороха. Я осторожно посмотрел с подушки вбок и увидел, как наша воспитательница стоит у окна. Я не спал, когда она, словно выбирая, пошуршала на подоконнике, достала моё яблоко, повертела его в руках как своё и сделала широкий укус. Если есть в мире несправедливость, то она на картине - двадцать спящих детей, один среди них не спит и подглядывает, как взрослый человек спиной к нему съедает его яблоко. Грехопадение молодости. Я не сказал этого ей, я сказал папе, но он "принесёт ещё", и я успокоился. На носу был день советской армии и каждое учереждение дарило детям утренник из их номеров. И я участвовал. Учительница музыки не могла нарадоваться моей мгновенной памяти и нагружала меня номерами. Я вдруг понял впервые, что я чем-то лучше всех вот этих рядом детей, что меня выделяют за что-то, что я всегда умел - и не замечал этого, а они все, оказывается, не умеют! И был праздник, где мы пели и плясали и многое другое. Был приглашён курсант, для которого мы старались лучше обычного, затем, вдев пластмассовые сабельки между ног мы помчались вокруг него галопом, распевая почему-то испанскую революционную песню - на мне была сборная форма российской армии, пилотка, бушлат, погоны, шашка - и я пел лучше всех:

Аванте попполо, а лярис коса
Бандьера Росса, Бандьера Росса!
Аванте попполо, а лярис коса
Бандьера Росса, Севи берта!

Аванте поппо ля трейон фейра!
Аванте поппо ля трейон фейра!
Аванте поппо ля трейон фейра!
Эвиве коммунизма, севи берта!

Аванте попполо, рамбай каноне
Революсьоне, революсьоне
Аванте попполо, рамбай каноне
Революсьоне, севи берта...

Хочется, как в детской фантазии, заморозить время и походить по миру с фотоаппаратом.

Когда встречаешь когда-то знакомого человека, то можешь подойти, поздороваться и вспомнить обстоятельства знакомства, можешь пройти мимо, не заметив, даже если узнав, а можно вспомнить, что никакого другого места для вашей новой встречи не могло быть - он всегда стоял, прислонившись к колонне метро и читал книгу, а ты всегда проходил мимо него, и чтобы почувствовать актуальность момента и самого человека - не нужно больше ничего.


14февраля2003

Когда стыдно - говорят "провалиться сквозь землю". Стыд - аксиоматическое чувство по Соловьёву, я познавал его обычно в общественном туалете. Стыд - следствие интимности, оберег твоей уникальности. Не избранности как таковой, а ощущения отличия. А первое отличие хочется спрятать и не показывать никому, как маленькие пальмочки выращивают в подмосковных теплицах - не в Африке. Организм всегда реагировал очень чётко - первое впечатление: мы едем на перекладных электричках в Егорьевск. В месте пересадки я очень захотел по-маленькому, говорю, мам, где тут? Она показывает приполустаночный сортир - канава-желобок вдоль одной стены. Я встал и приготовился. Мне восемь лет что-то. И тут входят с ближайшего поезда человек сто - и встают рядом. Мужики такие. Одни сменяют других. И так минут десять. Я стоял-стоял нараспашку, пока не понял, что могу опоздать, и ушёл не солоно проливши. Я ничего не сказал маме, а что бы я ответил на вопрос "а почему"? Потому что вырос за шкафом. И так было до сих пор, особенно неловко в армии, но, слава Богу, только месяц. Хотелось играть мужика, чувствовать первичные реакции тела, быть бессознательно активным. Но тело - самая далёкая и малоизученная моя часть - она полностью на земле и я не могу отвечать за неё. Тело не врёт, конечно, оно - белковая заводная машинка. Неуправляемая. Но я пошёл в магазин, где, как всегда, спросил - "у вас туалет есть", и мне, как ещё чаще, ответили "нету". Да, я верю, что коллектив из сорока женщин терпит, и я пошёл на басманный рынок. Обошёл вдоль и поперёк - бесполезно, ни одной таблички, и тут вижу - между ларьками "цветы" и "алкоголь" - ларёк "туалет платный". Это как дали зарплату сторублёвками - а между ними - вдруг - сто долларов. И я зашёл. Вход - 7 рублей, перед продавщицей - двухъярусная стопочка сдачи, рядом сидит молодуха и ест богатый кремовый торт! Три женщины смеются, живут (работают) и едят торт в метре от кабинок! И я вошёл, и было как в армии по внешнему виду, и я взгромоздился на скользкий грязный кафель. Вот здесь я и увидел бога. За несколько общественных штрихов, который каждый встречал в таких местах, я понял, что тело на самом деле не принадлежит мне! Что оно совсем не отличается от остальных тел и не является частью моего "особенного" самоощущения. То, что я как бы знал раньше, в этот раз дошло до самого тела - и оно расслабилось, обрадовалось, стало обыкновенным человеческим телом. А я стал частью этой большой шевелящейся массы человечества, производящей схожие продукты и реакции. То есть я объял земной мир целиком именно на том уровне, каким погружён в его материю! - и всё стало на свои места, телесный невроз прошёл, и когда я уходил обратно в маг азин, откуда вылетел п рямо из примерочной кабины, я плакал и смеялся от счастья, я знал, что теперь вот все эти торговцы, машины, шапки и фрукты принадлежат мне! Что нет больше между нами препятствий! Я нашёл ещё одну лазейку в существование, в способ дотронуться до самой ближайшей реальности. И купил отличные спортивные штаны и водолазу!
16февраля2003
Существует опасность удовлетворения твоей сегодняшней формой. Я пишу кровью, потом пробую случайно на вкус - уже томатный сок. Надо делать другой надрез.

Девушка на дальнем сиденье полностью меняет моё поведение. Это - лицемерие перед теми, с кем я? Нет - это желание иметь от неё детей. Она там разрешает мне жить здесь мечтой.

Всё время хочется написать "ты", "тебе", "твой", но от первого лица. Что это? Это обращение к самому себе, когда садишься жить - это уже не ты, это ты воплощённый, а твой (мой!) взгляд - он внутриутробно неземной. То же - фотография. Я смотрю на детский альбом - и мои сущности меняются местами: мой взгляд становится земным, а тот живший мальчик - несуществующим. Фотография - принцип интерферометра - разнести себя во времени, чтобы лучше принять далёкий сигнал, при этом поменяв местами. Словно есть ты, а есть... Я!


17февраля2003

Вдруг замечаешь, что привнесённые миром истины не начинают доминировать в тебе, а становятся на своё место в твоей космогонии. Как человечество после открытия Антарктиды потеряло смысл путешествий - мир стал известен.

Сегодня 15 лет со дня смерти Башлачёва. Помню ровно пять лет назад я пропустил этот день, хотя помнил, что надо не забыть. Он был для меня больше, чем кто-либо. Тогда в коробке из-под сахара рафинада кусочками лежали дюжина кассет, и каждое утро первых двух курсов института я подходил к ней и выбирал музыку на день. Потом, дорогу туда и обратно, я мучил плейер Casio, встряхивал батарейки и мечтал об одном - чтобы тот накал, с каким я слушал Башлачёва, не спадал и длился вечно. Он был для меня всем хотите: родителем, учителем, женщиной и матерью. Я не мог прикоснуться к нему, как к девушкам, в которых был влюблён. Я боялся испачкать его собой! Молитвенное чувство было навсегда разделено с телом и землёй, более того - землесмешение мыслилось кощунством. Такое ортодоксальное христианство. Я копался в строчках, пербирал их, и часто совсем не шёл в глубину смысла - просто мантрически повторял их про себя, и тогда мир вокруг меня был на своём месте. Я был тогда в равновесии со своей истиной, я плакал от песен, не мог играть их на гитаре - только очень осторожно, про себя. До сих пор верю, что чувства того времени были очень правильными - больше таких не повторится никогда, это та самая боль дефлорации, которая выпускает тебя наружу. И накал прошёл: я шёл по красноказарменной и снял наушники в сумку - я понял, что мне больше не больно, и это ключевой момент роста личности - цельность боли сменилась цинизмом "всезнайства", чтобы потом вырасти во всё остальное. Сейчас я могу говорить о Башлачёве лично, о его творчестве и роли, о восприятии его в культуре, но я ни за что не буду говорить о том, что чувствовал тогда, в тёмных зимних коридорах бауманского в полвосьмого утра, каждый день.

Миф об изнании из рая - он вокруг нас. Главная черта - понимание потерянного блаженства постфактум. Правильное отношение к мифу: осознанное блаженство невозможно, фатальность воплощения.

Претендуя на знание небес, я вполне отказываюсь от понимания земного. Нет снобизма познания. Я действительно заворожен идущей с дочкой матерью, потому что никогда не стану ими изнутри.

Когда мы хоронили собаку, то желание положить к ней в коробку ошейник, игрушку и т.д. было самым естественным. Мы бессознательно знаем всё о загробной жизни.

Я могу сделать что-то тем, кого не люблю, но не могу присутствовать при акте передачи. Мне легче оставить дар и уйти, чем испытывать неловкость благодарения. За этим - боязнь контакта, соприкосновения со своей тенью.

Необходимо именно зимним днём устать неимоверно, чтобы вечером, идя домой, свернуть в булочную и купить обыкновеный свежий батон. И, идя по тёмной холодной дороге, отломить хрустящую горбушку, тлеющую на морозе. Это мой "самый вкусный хлеб".

Профессионал - тот, кто делает, не задумываясь.


18февраля2003

Старушка в переходе голосом объявления войны крестится за "икону Взыскания Погибших". Зачем тревожить тех, кто погиб? Взыскание - это требование оплаты, в данном случае - с тех, кто погубил, если принять их деяния за оказанную им услугу. Выходит - взыскание с них погибших есть осуждение, что не может быть праздником. Значит, корень слова глубже - это сплав воззвания и поиска, нахождения погибших! И это толкование я уже начинаю чувствовать! Многократно сдавливает боль от сообщений "погиб там-то", "не справился с управлением", "в состоянии алкогольного опьянения", "жертвой несчастного случая", "не приходя в сознание" - боль от того, что прервалась чья-то жизнь, не успевшая многого. Взыскание погибших теперь - это актуализация несовершённых предназначений, снятие бремени гибели, прощение. Но подумалось ещё глубже - погибших духовно, навсегда - и как Христос сорвал засовы с дверей ада, праздник этой иконы ещё шире отворяет непреодолимые двери, праздник тех, кто разучился радоваться.

В этом году празднуют столетие канонизации Серафима Саровского. Ожидается массовое паломничество в Дивеево. По этому случаю приняты административные меры, палаточные городки и походные кухни. Но: "в крестном ходе смогут принять участие все желающие, однако в закрытый город, где находится федеральный ядерный центр, пройдут лишь те, кто заранее обратится в соответствующие органы ФСБ и получит необходимый пропуск." И думаю - что скрыто под таким соседством? Как полярные ответы - святой помог сделать атом действительно "мирным"; - сфера внутреннего напряжения (духа) выбрала ту же самую геомагнитную(?) зону пространства. Хоть и переименовали Арзамас-16 в Саров, требования пропуска ФСБ нелепы. Как смешон Лужков в ХХС. Меня насторожило вот почему - я всегда, очень чётко вижу границу между церковью и государством, или - между верой и корыстью, что понятнее сегодня. Оскорбляет выдавание одного за другое, в подмене - ложь.

Не только это можно о Дивеево. Когда мы приехали туда, первый же священник, высокий белобородый старец, посмотрел на нас, как продаваец магазина "чип-и-дип" на просьбу о фанерных резисторах, хотя мы всего лишь интересовались регистрацией паломников. Ощущение - он не хотел, чтобы мы оставались в городе. Потом мы нашли дверку, оставили имена журналу, и вышли на площадь между двумя храмами. "Мальчики, не подсобите?" - и я с неожиданным усердием, осенённым благотатью, кинулся резать горбушки на сухарики. Дали нож, и по соседству работали "и стар, и млад", а потом мы отнесли мешок сухарей на клирос по винтовой лестнице. Там шла служба, пели молодые женщины, стоявшие на олимпийском постаменте, но для пятидесяти призовых мест. Сухарики - "фишка" Серафима. Тем, кто приходил к нему, он всегда давал кулёчек. И нам дали. Я пробовал по кусочку в день - и это тоже был "самый вкусный хлеб" в моей жизни.

Убеждаюсь, насколько терминология устаревает морально. Например, мыло в 14 веке и в 21 - разные кусочки. Так и слова. Семантическое значение трансформируется в культуре, и оставлять часть её в прежнем виде - означает обрекать её на вымирание. Это классическая претензия к РПЦ. Церковь зажата между трансформацией и ересью, но выбирает стагнацию. Понятие Суда Божьего соответствует не только иудейской морали, но и двадцативековой давности, но используется активно до сих пор. Ощущение суда сегодня, да и тогда, связано с оправданием (Иудея), что в корне не верно, если говорить о "Божьем Суде". Ощущение это есть и на земле, оно спокойно воссоздаётся сейчас, чтобы потом лишь дойти до потолка. Гораздо более сильным является метаобраз зеркала. "Зре" и "коло", то есть - возвращающего в згляд. Бог, говорящий тебе , что ты сделал. Скорее, информация, нежели приговор. И отчаяние и тот самый приговор человек выносит в себе сам по образу и подобию себя же, каким он задуман стать. Действие Бога - в возможности взглянуть на себя, на разделяющую пропасть. Таким образом с Бога снимается детская, стандартная уже претензия за страх и гнев. Следует антиантропоморфизировать высшие сущности, оставить им ту материю, какой они больше соответствуют! Мне гораздо удобнее мыслить энергетическими принципами, проекциями закономерностей, многомерностью и многовременностью, нежели коленами и семейными отношениями! Поэтому я невоцерковлённый человек.

Смерть Христа была мучительна не физически - распятие было казнью того времени - а морально, если так можно выразиться: люди не приняли его, выгнали Его из своей жизни.

Необходимо ни за что не отрицать никаких явлений, напротив, идти до конца в их исследовании, внося критерий "правильно / неправильно". Лучше раз ошибиться зрячим, чем ходить слепым.

Когда едят женщины, кажется, что пища попадает "не в то горло", а в аорты, полости, вены, органы и просто попадает на дно организма, как мешка с продуктами, в ноги, в спину, в бока, застревает, ссыпается, утрамбовываясь. - гадкое наблюдение!

Вдоль здания налоговой полиции РФ на Маросейке - нет ни одной иномарки!

Слава Богу, сейчас не является актуальным воспитание "мужественного" образа, потому что он мыслился как грубо-чувствительный. Напротив - сделать так, чтобы вздрагивать от каждого шороха чувства.

Зачем церковь тащит за собой ветхозаветные толкования?

Я понимаю, что между смягчением по отношению к иноверцам Православная Церковь всегда выберет анафему. Я не понимаю - как можно не желать единства сущего? Я понимаю, что избранность, малочисленность увеличивает подвиг, но не понимаю, зачем отгораживать себя сознательно? Та же "роза мира". Отношение к ней - как к бредне умалишенного, как к религии антихриста - и это как врач говорит "никакого мороженого! ты лишь неделю назад выздоровел!", то есть функции церкви - превентивные. Я хотел бы поговорить с глазу на глаз с человеком церкви, когда он убедится в моей "благонадёжности". Андреев ведь был поэтом прежде всего...

В мастерской металлоремонта на стене висят заготовки ключей - для дверей советских, европейских и азиатских замков, для цилиндров и экзотической формы, для иномарок и жигулей, все девственны и одинаковы - недеформированный пласт металла. Мастер ("дядя Рома" - крикнула продавщица соседнего отдела) точит мне коньки. Он стоит в глубине узкого коридора - своего рабочего места - и то проведёт лезвием по шлифовальному кругу, то посмотрит на меня. Он очень добр - рубашка в крупную голубую клетку. На торце лампы висит по-акробачьи дед мороз - остался с праздника, и я начинаю работать ассистентом режиссёра Германа - воссоздавать мизансцену мелочей. Какие должны быть? Что отражает внутренний мир героя? Вот сверху ключей две коробки для шурупов - просто некуда было поставить. На маленьком столике тетрадка, поверх - красная записная книжка с загнутыми углами, справа - очки, одна дужка выше другой. Выключатель слева над головой - на него надета кадка с растением, цветок - это выключатель. Справа от двери - устав металлоремонта, прейскурант и выдержки из закона. Коньки готовы. "Вот и желобочек есть!" - я понимаю, что он точил коньки во второй раз в жизни. - Сколько с меня? - "60 рублей!", хотя утром по телефону было 55, такая маленькая шутка опытного мастера (ведь не оценивает он себя в пятачок!) - и я отдаю за хорошую работу.

Понимаю, что те, кто называют себя писателями, предполагают внутри прежде всего духовный акт самоотрешения от жизни, превращения мира в картину, которую уже потом они призваны описать! Ощущение себя как боготворческой единицы, как следствие и остальных. Несомненная терапия для души человека - и для остального.

Здание церкви снаружи и внутри - разные для меня. Это, соответственно, радость и смирение.

Вот бы всем такую веру в бога, какую некоторые имеют в себя.

Я почувствовал ту степень отчаяния, заставляющую людей просить милостыню.

Ехал с катка - подвёз себя на троллейбусе. Одна остановка, полдвенадцатого ночи. На заднем сиденье - два парня по лет десять. Воняет моментом. Я смотрю большему ему в глаза - он не отводит, я вижу его нутро секунд пять (это очень долго) - там нет Бога. Я вижу как он не понимает, кто я, но и страха у него нет. Он сжимает кулак - я чувствую, что могу ударить этого ребёнка. Но он от кайфа - начинает нюхать в пакет. Второй парень то ли нюхает тоже, то ли блюёт туда же. Потом цедит из тюбика в оба пакета. Тюбик маленький, сморщенный на исходе. Снова долгий взгляд глаза в глаза. Затем больший, словно жалуется маме-меньшему: "мне холодно что-то" - "а мне, наоборот, тепло!" И детские эти голоса, до которых не дошёл дурман, создают самый пронзительный контраст.


19февраля2003

Так просто - живущие у моря - другие. Двухнедельные налётчики не могут увидеть этого - слишком воссоздана знакомая им цивилизация. Стоит лишь раз проснуться под шум волн, и ты сам становишься другим человеком. Море рассказывает о бесконечности.

Хочется, чтобы каждую ночь мир переходил на зимнее время.


20февраля2003

Алкоголь рвёт связь с небом. Пьяный буквально "стелется" по земле. Психологическая лёгкость опьянения - в отсутствии обвинений от кого-то, знающего больше. Бутылочное стекло - не зеркало для героя.

Актриса "под сорок" отыграла спектакль. После - вечеринка, накрытый стол в гримёрке. Много "лишних" людей, в том числе и я, но к нам привыкли. Поздравления и тосты. Отличие от среднестатистического застолья - в головах театралов. Выделяется молодой высокий человек - костюмер, его шутки слишком экстравертны, но приятны. Актриса "под сорок" разговаривает с подругами, матерится. Люди, как ослики, входят и выходят. Течение времени ощущается физически. Здесь входит главное лицо - маститый драматург, признанный автор, влиятельный человек, занимающий руководящую должность в театре. Все, конечно, уделяют ему внимание, веселятся, но не заискивая, правильная диспозиция. Отступление: в соседней гримёрке актриса "за сорок" смывает грим, автор пьесы говорит, обращаясь к нам, молодым, "это моя любимая актриса", и я, предлагая непринуждённость, говорю "и наша тоже!" - и не обманываю, её игра понравилась больше всего. Но сейчас понимаю, что момент был общественным, в прямую искренность которого не верится (искренность - это искра в бесперебойном источнике жизни, она редка), и остаётся воспринимать мои слова как некую шутку, светскую улыбку, которая должна что-то скрыть. Тогда я не понял, что. Теперь понимаю. Скрыть противоположность сказанного, что актриса на самом деле никем не любимая. Это поздний вывод, но доказательства я получил тогда же. Когда Вика говорит о суперклубке в психике актёров, с которым она устала бороться в каждом встречном, мы слушаем это как сказку. Мне показали реалии. Итак, все уделяют внимание вошедшему, но не успевают: актриса "под сорок" через стол берёт инициативу в руки. В процессе монолога она подходит к драматургу, костюмер перемежает действие шутками, все плотно стоят вокруг:
- Здравствуйте! Вы знаете, я вам скажу! Я прочитала вашу пьесу, когда была вот такой (жест до пола). Да, я пьяна, я плохая актриса! Но пьеса стала вот здесь (жест к сердцу)! Я закончила мастерскую ..., потом играла в театре ... и ушла. Не заметили! Потом здесь... Кончаловский заметил - посмотрите "дом дураков"!
Мне было страшно не от фактов - они укладываются в голове, мне стало страшно от мотива боли напоказ, когда проговариваемое даже не спасает от неё. Отчаяние? Самоубийство? Истерика? Всё это было, но даже слов мало. В ней было... она просто была без кожи! Она была снаружи, какая внутри! Я не хочу сказать, что только это - настоящее, я говорю, это - точно настоящее. Страх - от представления того груза, кото рый заставляет быть такой. Груз - понимание. Вика права в том, что профессия актёра заставляет всматриваться в себя, тогда как профессия психолога - в других. Настоящий актёр безжалостен к себе. Внешний обман компенсируется внутренней правдой. Она была... самым близким человеком.

Пришёл на спектакль и увидел Ксюшу - давнюю один раз виденную знакомую. Нам определили сидеть по контрмаркам вместе. Ей 20 лет. Вот какой вывод: женщина понимает жестокость. Действительно понимает только жестокость! То же: самое страшное для женщины - раздел и не трахнул. То же: бьёт - значит любит. Жестокость мужчины доходит до неё, является реальным миром, остальное - мягкая иллюзия. Я заинтересовал Ксюшу. Это не доблесть - привлечь заранее меньшую величину. Как Фобос крутится вокруг Марса. Диспозиция такая: я бесполый и мудрый, говорим "о Паше", как общем знакомом. Она - вслушивается, смеётся, когда шутки. Такой вариант мне знаком. Он устойчивый и справедливый по любому. Но время бередит любые раны - начало меняться у меня внутри. Не влюблённость, конечно, но предрасположенность к ней. Я вдруг стал мягче, пустил её в себя на правах ученика автошколы - то есть с дублированием педалей. Она не менялась - менялся я, становился Деймосом. То ли имя потянуло остальное за собой, то ли нутро моё, я почувствовал капельку интереса в происходящем, занял позицию правильно-неправильно по отношению к ней и начал, как говорится, завоёвывать. И пусть внешне не изменилось ничего, мотивы одного и того же поведения стали разными. Она - статическое существо, меняется от года к году, а я от мгновения к мгновению. Подкол - завуалированная жестокость, девушкам нравится возмущаться. Она стала отходить к другим парням и возвращаться, видя, что мне пофиг. Стала подходить, заламывать наши руки в замок, и это действовало на меня, и должно было действовать! История земли написана в коленах, в размножениях. Коленька, не сопротивляйся женщине, научись жить с ней в ладу! Но и они должны уметь ладить! А я ладил - гладил ладонь, копошил каштановые волосы, называл по ласкательной! И она, как всегда казалось, тоже. И когда я замер от монолога актрисы перед драматургом, Ксюша, вначале не верив мне, потом понимающе глядела в её сторону. И стоя перед выходом говорила так односмыслено "ну вот я сейчас уеду, понимаешь?" Да я всё понимал, каждый шорох движения! Мог объяснить кому хотите в разрезе! Но чистосердечное признание не освобождает от обвинения! И я поверил, немного приоткрылся жизни, чего многим хватает на сорок лет скандальной семейной. Я это прожил тут, за сорок минут вместе! Хочется мне жить, как оказалось, и шёл я до дома и набрал всунутый мне же номер! И усталый, врущий навсегда голос: "что ты хочешь от меня?" От кого? От 20-летней девочки? Что она может дать, кроме внимания! Я хочу внимания? Да, очень хочу, я покупаю его у населения, у вас, у тебя, так, и последние три метра. Я теряю все силы ни на что, паровозный КПД 2%. Моя ошибка - в глубине обратной связи. Счастье должно длиться ровно столько, сколько оно чувствуется! Ты проверил себя на существование? Тест на жизнерадостность? Ты его не прошёл качественно. Во мне пробоины остались и бреши, и так будет всегда. Я ещё попаду под женщину всмятку.

Почему культура стала бояться слова "сентиментальность"? Именно как отрицательной ценности. Потому что назначило в синонимы слабость. Быть слабым должно быть слабо! Задача - показать силу способности чувствовать. Сентиментальность должна соответствовать разрешающей способности ощущения.

(в результате своей речи актриса посмотрела вокруг - и - на меня, заметила под оправой слёзы. Переменилась, забыла драматурга. Мягко, (как) пьяная, подошла ко мне. На ней были очки чёрной оправы, пепельные волосы, глаза - зелёные.
- Ты что такое...
- Я не актёр...
Она как-то обмякла, потеряла опору навсегда, стала смотреть по сторонам.
- Ну что ты хочешь от меня, мальчик?
От неё пахло алкоголем и пачкой сигарет. Не приходя в сознание я принял её на руки, обнял плотно так, что неровности тел стали незаметны, уткнулся сверху в волосы. Раздались аплодисменты, костюмер вышел.)


21февраля2003

Те, кто ищет супругу в другой стране, и, соответственно, те, кто им подходит, обрекают потомство на ряд особенностей. Так, ведя поиск по некоторым критериям, связанным с национальной уникальностью канидаток, именно эти особенности и игнорируются слишком поверхностным отношением к вопросу. Несоответствие на глубине ментального контакта не только не создаёт прочного союза, но и лишает ребёнка культурных корней. Его мифология поверхностна и перенята у доминирующего родителя. Половинчатость воспитания делает его ущербным, духовным маргиналом, берущим жизнь только с поверхности. Но это как раз соответствует, делает лёгким доступ к провозглашаемым благам. Сущность некоторых культур - как раз в отрыве от привязанностей, или - достигается цель самовосстановления нации. Подобное рождает подобное. Связанные с ощущением потомства мифы - изгнание из дома (рая), невроз незавершённости. (мой мотив - увидел в метро девушку небывалой красоты)

У мастера по заточке коньков отсутствуют две фаланги среднего пальца правой руки. Он точит очень хорошо. Дело не только боится мастера, но и мстит ему. Мастер приносит себя в жертву своему же мастерству. Он стар и млад душой. "Царство Божие силой берётся".

Мне нужна была сценка с ребёнком. У Егора не получилось, падает. Вижу пацанёнка, старательно вертящегося перед камерой, говорю "не хочешь сняться в кино? Нам нужен маленький мальчик!" - "По вашему я маленький..?" Его неподдельно задело, от ощущения возраста он втягивает голову в плечи, как индюшонок. Я понимаю, что неправ, извиняюсь "ну меньше нас - точно!" Он смирно прокатывает на заднем плане за ручку с папой Сашей.

Я знаю место на земле, где я хотел бы жить - это город, в котором такие же низкие дома и мягкий свет, что он совсем не отличается от моей комнаты.


23февраля2003

Вот одно из приоткрытий щели мира: я зашёл в туалет, расставился поудобнее и, подняв голову, охолодел от панического ужаса! В том месте, где почему-то должно было быть моё отражение, я увидел три трубы разного диаметра, в одной из которых был пенёк срубленного сучка.

Страх смерти у Паши замешан на сомнении в воскрешении Христа.

"Высшая правда", 1999, Германия.
Фильм показался очень правильным, хотя я и не уехал в Германию. Страна искупляет свои грехи сама перед собой. Если начиная с Нюрнберга мир только и ждал от немцев признания очередных зверств фашизма, то к концу века страсти поутихли, история приоткрывает неоднозначность эпохи. Фильм - попытка воссоздать документальную историю штатного врача Освенцима. Настоящий так и не вернулся на родину - умер в Бразилии. Воссозданный - вернулся, потому что "настало время, когда меня могут понять". История адвоката, пишущего книгу про врача, пущена рядом с героем книги. Тезис: "поведение человека надо рассматривать в контексте моральных норм приютившей его эпохи". Нормальность таксиста, везущего пассажира специально долгой дорогой в 80-х, соответствует жестокости врача 40-х. Это не попытка оправдать Освенцим, но снять долю ответственности за эпоху с человека. Должен ли вообще человек быть ответственным за своё время? Вернее так - обязательно ли? Где граница между личной ответственностью и коллективной? Авторы попытались если не ответить, то хотя бы разделить понятия. Вообще, попытка воскресить умершего в Латинской Америке человека - ложна. Человек не вернулся. Поэтому вкрапление сюжетности - сентиментального, как бы "лучшего человека", адвоката, схожести открывшегося преступления его матери, отношений с женой, даже - выступления неонацистов, всё это - следствие фильма. Я могу анализировать излишнюю надуманность сценария, но мне интересны причины фильма. Хотя работа художника постановщика и оператора - очень понравились. Тут возможный выход - документальный сериал, но автор решил сделать художествен ный фильм - его право. От преступн ика полагается узнать ЕГО правду. Гуманистическая эпоха требует не только исполнения закона, но и голоса совести. Адвокат доказывает суду, что его подзащитный был детищем эпохи, что относительно моральных норм того времени, какими бы дикими они нам не казались сегодня, он даже проявлял милосердие, отправляя заключённых вместо газовых камер на операционный стол. Многие поэтому выжили. Эта проблема рассматривается в контексте идеи эвтаназии, озвученной в германии ещё в 20 году, то есть сформировавшей врачебную этику и попавшей в требования эпохи. Зрителю дают право оправдать то, что никто не способен был оправдать. Даются показания свидетелей, взгляд на проблему со стороны. И сами законодатели уже не понимают, где начало процесса, а где конец. Но здесь главный герой - адвокат - восстанавливает абсолютность справедливости, говоря "хоть мы и поняли, почему он делал это, его деяния представляют собой гнуснейшие преступления против человека. Он заслужил пожизненного заключения". Адвокат показал профессиональную и человеческую пригодность - он герой. Автор говорит - ответственность за действия не может быть оправдана эпохой, она всегда ЛИЧНАЯ. Ключевая истина греха: он не может быть относителен, он должен быть измерен. Он снимает с человека ответственность за эпоху, но не за себя. Фильм заканчивается, и вперемешку с титрами идёт последнее откровение подсудимого: "вы не знаете, что так было всегда, что нужно заплатить некоторыми преградами сознания, чтобы двигать науку врачевания. Так будет всегда и так есть сейчас - рядом с вами. Вы ничего не понимаете..." И фильм становится современным. Вынесенный на суде приговор является лишь предлогом показать актуальность вопроса. Что лучше - убивать просто так, от невнимания, от голода, от падения курса, от острого словца, - или использовать эти убийства на благо? Тут такой же выбор - или использовать на благо, или переквалифицироваться в священников, в работников МЧС, в праведников. Это и называется выбором, который режиссёр оставил зрителю.

Бывает - стоишь перед горизонтом моря, берёшь камешек с берега, намечаешь точку воды, которая вот совсем близко от тебя, где голубой цвет переходит в глубинный, но твой бросок до смешного наивен по сравнению с внутренней готовностью броситься в море.

Сам себя не убьёшь - никто не убьёт.

Группа "берингов пролив" номинирована на Грэмми. Мне непонятно - почему они называются русской группой. Разве слесарь консервного завода - рыбак? Группа поёт кантри на английском, живя в Америке. Только не надо делать из их достижений прорыва русской культуры! Это локальное признание, причём на чужой для нас территории. Для Спивакова и Башмета премия не изменит ничего, потому что они - часть русской культуры, она изменит для западной культуры, где премии и награждения - неотъемлемая часть.

Баллада о солдате. Григорий Чухрай, 1963:

- Я до войны в деревне жил.
- А я в городе!

- Ты думаешь, я тебя к жениху не довезу?
- Ничего я так не думаю!

- Ну и дерьмо же ты!
- Это смотря с какой стороны посмотреть!

- У меня в узелке всё было! Деньги, юбка, хлеб!

- Сводку слыхал?
- Да врут всё! Бои под Новороссийском...

- Это подло! Вы всё врёте! Это подло так думать, подло, подло!

- Только не говорите о том, что видели, хотя... лучше правда! Не смотрите так, вы ещё слишком молоды!

- Сын у меня на фронте, полевая почта 139, не слыхал?
- Нет.

- А этот платок... кому?
- Матери подарок!
- Правда?!

- Что это?
- Мыло.
- Ах, мыло!

- Я боялась тебя!
- А теперь?

- В Сосновку! Тут недалеко уже...
- А мы с Украины...

- Бреешься уже?

- Я вернусь, мама!
_____________________

Путин принимал олигархов. Ходорковский, официальный миллиардер, сказал, невротически тряся связками: "Надо начать бороться с коррупцией. Я понимаю, вы можете сказать, что с нас это и началось, но когда-то должно кончится! Я понимаю, что это коснётся и нас. Но потеря должности - не конец жизни! Эти люди смогут найти себя в бизнесе!" За этим безусловно человеческим порывом - предощущение искупления того, что натворили когда-то. Хотя экономисты скажут - олигархи не могут прокормить взяточничество, змея кусает себя за хвост.


25февраля2003

Должно научиться вытаскивать миф в настоящее время, совершать его. Всё, что я делал до этого, - опаздывал, находил мифы в прошлом.

Снова Гришковец: метод не должен становится на 1-е место. Он забыл (проект с группой "бигуди") направление, градиент истины. Соблазн "хождения в народ" на правах Йоко Оно.

Растущая тревожность внутри, связанная ни с чем объективным. Словно я должен отвечать билет, о существовании которого узнал только на экзамене. Ощущение кошмарного сна. И если применить интроекцию на окружающий мир, то получится альбом 100TH window (Massive Attack). Значит, не один я это чувствую.

Малейшее обращение "ты" при первом возврате превращается в "я". Чувство вины от взгляда на самого себя. Я не прощу себе, что снова "переждал болезнь", отсиделся на таблетках, когда надо было умирать.


26февраля2003

Стойкий оловянный солдатик. Увидел заметку, что Андерсен был кромсан купюрами, что был полнее, метафизичнее посягательства на сказку. Я понял - если называть сказкой национальный миф этноса, то сказки Андерсена - мозаика христианства и Скандинавии. Он добрый, но жестокий. Солдатик увечен, но влюблён, его разлучают с мечтой, выносят в мир, где его заглатывает рыба (символ христианства), в которой он возвращается в рай, в котором он трансформируется с возлюбленной в капельку олова. Все переходы соблюдены, лишь воскрешение не показано явно, - оно в надежде ребёнка, услышавшего сказку.

Замечаю последние месяцы, что моя внутренняя непримиримость, как развитое имманентное свойство характера (души), тает без луж. Проявляется ежечасно в ощущении от того или иного человека или явления, место иронии и агрессии занимает понимание и молитва. Так, будь то 16-летняя девочка или полувековой "дуб", война в Ираке или щели в полу Енисейска, я отношусь ко всему с равномерным пристальным вниманием, как к богосотворённым чудесам. Тогда всплывают, как две команды перетягивающие канат, противоположные смыслы явления, с одной стороны - его стремление к жизни, становлению и расцвету, с другой - неприятие, чахлость и агония. И две чаши расходятся нитями милионных отношений всего ко всему, и я чувствую их у себя на лице, как паутину в бездорожном лесу, уже не смахивая.

Критерий различения друга и просто знакомого: если можно смешать картинки впечатлений от человека, то он просто знаком тебе. Иначе, если порядок важен.

Если из "я нежеланный сын" следует "я не просил себя рожать", то из "я просил себя рожать" следует "я - желанен". Здесь доказывается, что субъектом желания является сам человек. Ошибка первой посылки - в выборе волящего субъекта (родители, тёмные силы, светлые силы и т.д.)

Природа устроила женское девство как физическую преграду, материальный факт, инициация жизни женщины - зачатие, продолжение рода. Подобного мужского аналога нет, во всех племенах обряд инициации у женщин был связан с девственной плевой, у мужчин - со смертью, то есть с нематериальным фактом. Продолжается и сейчас. Мужчине необходимо отслужить в армии (побывать на войне), "отсидеть", полететь в космос. Мутация происходит в контексте ценностей цивилизации, но необходимость инициации остаётся всегда. И как женщине, чтобы потерять девственность, не обязательно родить, так и мужчине не обязательно умирать. Ценность - всегда в личностной трансформации, всё, что превышает число один - статистика, используется для массового подхода, не ценно.

В "наркоманском" пе реходе под Лубянской площадью одна дев ушка утешает другую. Рядом с ними - лужа крови. "Другая" согнута пополам, скорее всего, удар ножом, и отчаянно зовёт "мамочку". Боли в такой момент нет, она зовёт навзрыд, от страха. У входа-лестницы рядом с ними - два милиционера с автоматами, они на предохранителе. Я прохожу, принимая чужое отчаяние, но не подхожу для помощи. Мою неуверенность усугубляет активность другой помощи - подруги и продавщицы ларька за лужей. "Скорую..." Корю себя за чёрствость и невозможность ничем помочь ("вам плохо?" - "да пошёл ты!"), решаю принять участие пассивно - пройти назад той же дорогой. Наркоман разыгрывает старичка билетиком на одну поездку в метро, прислоняя его с той стороны стекла ларька. "На 10 рублей, просто так даю!" - и выхваченная десятка маячит у меня перед носом, я встал совсем рядом с ним и напросился в свидетели. Отвечаю: "10 не возьму". Его кайф очень напористый, я не видел раньше такого, он словно вот-вот пройдёт, хотя только начался, и парень знает это наперёд, и радуется мгновению игры со мной. Я чувствую себя той девушкой, до которой пока не дошёл, но он уже пырнул меня, как зайку, и довольно смеётся. Его кайф должен быть динамичным, приносить плоды, как медленно натекает на мрамор лужица, словно мама закапывает нос из шприца, оправдываясь "пипеток не было", и нос никак не проходит и вытекает, вытекает, а тело теряет, теряет влагу. Кровь из носа. "Я сейчас побегу, если догонишь - 20 рублей дам!" - он дружески, словно увидел общую знакомую, ещё целую, толкает меня под локоть; и уже уходя от нереагирующего меня: "Сто! Сто дам!" - и дикий от радости смех. Если бы ставки поднялись, я точно не отделался бы невниманием ("место пьяного...") Там, где плакала девушка, никого нет, рядом с пустотой положена картонка, ларёк закрыт, и я чувствую, что иду здесь впервые, что всё вокруг светло и уютно, гудят киловатты, бутылки расставлены в ряд Фибоначчи. Я уже делаю шаг к ступенчатому выходу, как меня окликают:
- Молодой человек, подайте картонку!


27февраля2003

В автобусе - три женщины, бабушка/мать/дочь, одинакового роста и ощущения. То, что в некоторых семьях мужчины вымирают, заслуга самих мужчин. То, что они ничего не противопоставляли своей слабости, убило их.

Если душа по своей природе - христианка, то мир - язычник.

ОЛИГАРХ. Лунгин, 2002.

Из всех вопросов для нас важнейшим является "зачем". Зачем снят фильм про олигарха? Ниже - попытка развёрнутого ответа.
Знаю про Лунгина про "такси блюз", буду сравнивать два фильма, но перед этим хочу разобраться, зачем (уже я сам) купил этот диск и крутил его у виска.

Когда я смотрю новости или читаю шапочные статейки, когда замечаю в отражении непробиваемой витрины дырку на своих штанах или автономера ААА с российским флагом - я не могу унять внутреннюю дрожь власти в себе. Мой страх жизни часто преодолевался властью, и я научился выделять пару значений подчиняющий/подчиняемое из всего, как алхимик. То есть, говоря о радиолокации, в меня интегрирован полосовой фильтр на власть. Но если часто люди реализуют во власти свои личностные недоделки, то я умею реализовывать внутреннее ощущение чужой власти (подчинения). Более того, именно те, кому не дано исполнить себя во власти, ищут схожую эмоцию подчинения, как бы узаконивая положение вещей. В мифологическом слое это соответствует насильственному запрету, который кто-то уже нарушил, и значит, можно нарушить ещё. Страху за наказание нарушения. Апокалиптические обывательские картины - криминальная сводка, колонка происшествий, труп в шкафу. Для меня же, напротив, этот закон в идеале - ничто, и этой нивеляции я и добиваюсь, и чем больше зла власти почувствую рядом с собой и чем меньше оно будет воздействовать на меня, тем свободнее стану. Но не поэтому я купил "олигарха", но мне стало интересно, как другие люди, например, художник-режиссёр, увидели и приготовили этут тему. И я увидел это.

Стране нужен герой. Как тип поведения. Шварцнеггер. Пример жизни. В ситуации, когда не то чтобы нет национальной идеи, но нет даже её направления, очень легко выдать желаемое за действительное. Анекдоты про нуворишей - это реакция "низов", грубое приятие нового порядка через высмеивание. Интереснее попытка "верхов" оправдаться. Это бессознательное стремление к полноте своего существования, работа с материей страны, родины, смысловыми пространствами. Попытка вступить во взаимодействие с иными, чем власть, феноменами. Естественно, никаких прав на это у них нет, всё равно что с правами категории "А" сесть в БеЛАЗ. Остановят. И поэтому единственный путь - романтизация героя по классическому сценарию сказки: вот первоначальное невинное (советское) существование, затем искус, путешествие до конца всех испытаний, обретение цели (некое знание о жизни, типа, стал мудрым) и путешествие назад. Ошибка здесь - в претензии на большее, чем способны объять. Не стал исключением и Лунгин. Феномен Лунгина надо сравнивать с "такси блюз", феномен "олигарха" - с сериалом "бригада".

Не хочется сравнивать два фильма Лунгина по актёрской работе главных персонажей, и Машков и Мамонов - отличные актёры, и амплуа у них - герои, но есть маленькая разница: Машков номинируется на "Оскар", а Мамонов живёт в деревенской избе. И я не говорю, что это определило их дар, скорее наоборот, дар привёл к разнице жизни, но именно в этом есть разница лент. В раннем фильме художественность разбавлена документализмом игры Мамонова, актуальностью его вымышленного героя, что спасает. В "олигархе" наоборот, документализм сценария должно было выдать за художественный фильм, и жанр оказался задавлен криминальной сводкой.

Можно идти в ногу со временем, а можно тянуть его за собой. Когда Соловьёв снимает "Ассу", он воплощает ситуацию в стране. Когда он снимает остальное - его словно бы отпускает и картины не отличаются от массового потока плёнки. Но имя уже сделано. Есть два типа таланта - угадывать и предугадывать, в первом случае ты - не творец, ты опосредован сложившейся ситуацией и идёшь на поводу, во втором случае - ты создаёшь ситуацию, которая без тебя была бы иной. Как апокалиптическое ощущение предрешённости земной истории, в которой ты продолжаешь существовать и действовать, веруя, что без тебя закат окрасился бы в другие тона. То есть твоё действие сегодня изменит завтра - иначе бессмысленно повторять сегодняшнее - и тем более вчерашнее. И совершенно так же: Лунгин, снявший востребованное "такси-блюз", оказался всего лишь в потоке времени, сняв якобы документальную историю не о времени олигархов, а о человеке.

Замечание: Лунгину удаются "живые" сцены, в обход сценария, где разыгрывается бытовой психологизм простых людей, и полностью проваливаются "сценарные" сцены из жизни "элиты". Лунгин совершенно не понимает мотивов поведения власти, что, по-моему, и должен был показать фильм о человеке власти. Вместо этого есть куча наваленных фактов, которые должны были войти обязательно, и удачные эпизоды, напрямую к фильму не относящиеся. Дело не только в необходимости новых приёмов съёмки, мне показалось, что Лунгин как бы заложник своего режиссёрского стиля, но приёмы съёмки устаревают за 10 лет, теперь не актуальны разговоры "за жизнь" под водочку, никому не нужно приоткрывание "правды о времени". Сегодня нельзя смотреть назад - не осталось ничего недосказанного, поэтому Лунгин несовременен.

Главный минус фильма - в декларируемой документальности, которая, несомненно, создала резонанс на премьерах, но солгала в правде. Разоблачение может быть только посмертным, когда феномен человека завершён, а следование надиктованным Березовским рассказам не может быть рассказом о нём. Здесь таится ложь компромисса. Если бы Лунгин понимал мотивы власти и подобных людей - он бы не стал снимать, но если снял - значит, вступил в долю. Сосредоточившись на доскональной передаче историй жизни одного человека, он забыл про другую половину суммы - страну. Россия у Лунгина - это место о битания проворовавшихся чиновников и пьющи х граждан. Выходит - в фильме нет правды ни о чём, это попытка замолить грехи прошлого, поставив на могилку золочёную ограду с трёхтонным ангелом. Такие тяжести летать не могут, тем более при живом хранимом! Более того, говорить об одном в отрыве от другого - невозможно. Личность человека власти полностью подчинена внеличностным феноменам, люди начинают "служить". История же реализуется через отдельные личности, но всегда в массовом порядке, и как сперматозоид добирается один из миллиона, у мешка денег должен быть один хозяин.

Факты жизни - прилизаны. Человека из них не получится. Это колода карт рубашками вверх, что внутри - непонятно. Мотивация эпизодов - пафос отдельных старательно избранных качеств, оттого не верится ни во что. Если дан эпизод, сразу видно, что он ещё должен "сыграть", а это воровство у непредсказуемости жизни, которую очень трудно воспроизвести, смоделировать. Фильм - список, мозаика того, что "нужно показать обязательно". Соцзаказ должен быть отработан, а как - неважно. Романтизация героя - уже обязательна, и непонятно, что хотел снять режиссёр, мелодраму или документальное кино? Не снял ничего. Лунгин повторил успех "бригады", где сплав двух жанров всё-таки получился. У Александра Белова есть страдающая личность, и сентиментальность оправдана. В "олигархе" личностей нет, поэтому их слёзы и переживания выглядят нелепо. Карамельные отношения, предсказуемые и односложные. Самая ужасная - сцена из детства героев.

Афоризм картины:
- Ты знаешь, кто за ним стоит?
- Да мне плевать! У нас за каждым кто-нибудь стоит. Надоело!

Задача показать сегодняшний исторический момент России - намного сложнее. Частный вопрос - феномен власти. Показать, кто же "стоит за каждым". Точнее, за самым последним (Generation P). Но Пелевин вышел в свою нирвану, замкнув власть саму на себя, как самовозрождающийся феномен, призванный управлять. Лунгин даже не коснулся этого вопроса, экстравертно восприняв его как данность, в контексте которой снимал остальное. Я же жаждал никем пока не воплотимого ужаса власти, которая суть метафизическая сущность, имеющая мотивацией совсем не земные ценности. Черты власти - она затягивает, она полностью меняет человека, от неё невозможно отказаться, она преемственна, фатальна. Максимум Лунгина - показывать сумасшедшую серьёзность и страстность власти, не более. Лучший кадр фильма - разбег оленей от ветра вертолёта, но это уже где-то было... Хорошая сценарная линия - следователь из глубинки, его несоответствие столичным дельцам, то есть - выключенность, взгляд (зрителя) со стороны, но минус - в его наглости и спокойствии а-ля брат Данилы Багрова. Но этот вымышленный персонаж живее всех документальных героев!

Сценарий фильма - чёткий, конечно, всё взаимосвязано и указывает друг на друга. Но эпизодов настолько много, что они напоминают сканворд, когда отвечаешь "каким количеством гвоздей был распят Христос?" Нет главной образующей мысли действия, эпизод указывает не на некую истину, а на соседний.

Много пошлости, иногда кажется, что она допущена специально, но она повторяется, как правило: песня грузина "AVVA нагила" (??), постоянная водка, которую пьют все подряд, примитивные образы политика, шлюхи, продажного.

Фильм можно рассмотреть как канонизацию, окончательное вписывание в земную (!) историю феноменов стремительного накопления власти. Причём останется не Лунгин, не фильм, а реальный прототип. Похоже на историю американского кинематографа - создание своей патриотики, национальных черт, мифов об успехе, "бонни и клайд". Фильм совершенно не тянет даже на социальное исследование, была поставлена другая задача на непозволительно частном материале - и успешно выполнена. Обидно ещё то, что подобные фильмы несут на плечах успеха формирование общественного сознания, создают эгрегор неправильного ощущения власти и её людей. Может, тогда оно и лучше, что Платон Маковский получился таким недоделанным?
---

Различие афоризма и трёхтомника - как у борцов сумо: при равном мастерстве побеждает тот, кто тяжелее.

Критика - промежуточное звено восприятия между потреблением и производством.

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002