На главную Павел Лукьянов
Текст Павел Лукьянов
Стихи
Дневник
Театр
Биография
E-mail

мальчик шёл по тротуару,
а потом его не стало

10января2003. Моя квантовая позиция и поэзия

1

Читая Хокинга (Краткая история времени), детскую энциклопедию по физике (о квантовой механике, чёрных дырах), статьи Поля Ланжевена, Нильса Бора, интернет-статьи о превышении скорости света, я чуть-чуть приподнялся заглянуть на головокружительную территорию перевёрнутых взглядов на мир. Планк, Эйнштейн, Карно, Максвелл, Бор, Де-Бройль, Хаббл и ещё-ещё скрупулёзно, - утомительно даже для стороннего прочтения в метро - каждый в одиночку, сводил болтающиеся из новых опытов концы с концами и вносили всё новую ясность в картину ближнего и дальнего мира. Пространство поставлено в один ряд со временем. В чёрной дыре они, возможно, меняются местами, и однозначность движения в будущее становится однозначностью движения вперёд: в точку сингулярности. Мне сложно выразить: это как ощущение стихотворения у меня внутри. Я снова вспомнил о почувствованной мной параллели между движением людей в маршрутном такси и движением света (см. "страшная реализация эйнштейновского постулата"). Я понимаю, что моё цепляние за поэтизацию физических экспериментов происходит от не-владения математическим аппаратом в той мере, в какой начинается иная поэзия - поэзия формул, преобразований, множеств, поверхностей, операторов и пр. Но в то же время, после нескольких дней с мыслями о чёрных дырах, квантах, я почувствовал ещё сходство: людей и частиц.

Вывод формулы, уничтожающей человека

Я проходил по столовой университета и ощутил понятие "время жизни" как нечто отстранённое, я даже с трудом вернулся к болезненному и серьёзному восприятию этого слова старыми или больными людьми. Я шёл в своей здоровой внутренней конюшне и конечно во многом от этого почувствовал отстранённость и нестрашность термина "время жизни". Я как-то издалека слышал, как произношу и слышу его: как "период полураспада", "время возврата". То есть вроде бы я материалистически и совсем бесчеловечно чувствовал этот термин. И, возможно, похожесть, о которой говорю - следствие опять же образного восприятия физики, а не физического восприятия мира человечества. Но я увидел, что такое обилие людей в столовой, - вот и мы тоже ватагой сидели со своей группой, а теперь чужие девчонки делают мне глазками "козу" - всё очень похоже на рождение новых частиц. Даже в глубоком вакууме возникает пара частица-античастица, а потом может исчезнуть снова. Наш антропоцентризм так долго водил нас за наш антропо-нос, что ещё в 19 веке считалось, что тепло и холод - разные субстанции. А всё потому, что в центре стоял - человек - градусник, красота и мерило всего. Мы - мерило, это - так, только это и позволяет нам судить о событиях мира, о структурах звёзд и пространства, но позволяет: только судить, а не возвышать свой средний (между кварком и крабовидной туманностью) край одеяла выше звёзд. У нас есть право наблюдать и предсказывать затмения, местонахождение сингулярностей, эффект замедления времени вблизи массивных тел, но при этом не следует переоценивать величие человека в мире. Мне показалось вот что: единственная радость, приносящаяся наличием нашего разума - возможность выискивать, углубляться и поражаться. Как сказал старик Метерлинка: "…жить так, будто цель существует". То есть облако грёз и радости, в которую погружаешься, изучая частицу-волну фотон, и есть - единственное утешительное призёрство в жизни. Я умалчиваю о периодах мрачности и недоверия, охлаждения к своему делу, запамятываю о самоубийстве Больцмана - это, по моей квантовой теории людей - те же всполохи мыслей, тот же необходимый пласт пробуксовки и отторжения, после которого начинается новый подъём. Я немного скатился на сентиментальность. Восстанавливаюсь. Повторяюсь о том, что людей можно, имея даже лунный, тем более - солнечный, глаз, рассматривать как частицы. Тогда мы, изнутри нашего измерения видим и декларируем, что все люди равны перед Землёй (перед землёй-то - уж точно), равны в своей свободе, в свободе неограниченного восприятия. И наша декларация, конечно, глохнет и не имеет реального выполнения среди всех десяти миллиардов живущих и ста миллиардов живших частиц-людей. Это значит, что внешний юпитериановеликий наблюдатель, изучая нас, не может понимать наших внутренних одинаковых возможностей. Они - как бы скрыты под массой кожи и социокультуры. Но он видит деятельность одних, лень других, вялость третьих, злость седьмых. Тогда он делит людей по расам - как мы выделяем: электрон, позитрон, кварк. Затем внутри рас людей наблюдает схожих по внешнему упорству в мире. Но разность цвета кожи заставляет наблюдающего нас выделять людей дальше, тогда как любой из нас понимает внутри, что все - одинаковы в смысле своей свободы и ответственности за проявление своей свободы. И смена поколений, смерти, которые нам доставляют слёзы и боли - не поймутся юпитерианоглазым наблюдателем с наружи нас. Влезть же внутрь очарованного кварка-Павла или тахиона-Антона - нет возможности. Потому что язык наш не подходит для уха громадноголового исполина над нами. Мы сами внутри нашей системы можем усесться и немного приблизиться к тому, что случилось с близким человеком, как он мыслит, но для любой системы вне нас: как для облачного взгляда Магеллана, так и с орбиты бусиничного электрона - нас и нам не понять внутренность друг друга. То есть люди уже тысячи лет обречённо понимают лишь себя и бесконечно, конечно, лезут в микро-дебри и макро-лес, но там они сразу становятся молчаливыми наблюдателями. Я говорю это точно. Моя абсолютная справедливость ещё будет подтверждена лишними формулами. Если бы я мог их привести сейчас и сам. Пусть моя формула будет такой:

Действительность=Наблюдение-(Внешнее Восприятие)+(Голос изнутри наблюдаемого)

в переводе: Reality=Observation-(External Perception)+(Internal Voice of Observing Object)

R=O-EP+IVOO

То есть мы никогда не сможем заключить свод наблюдений в коробочку герметического восприятия. Ланжевен сказал: "Нам становится ясно, что в наших знаниях содержится много как живого, развивающегося, так и преходящего, а это, в свою очередь, может предостеречь нас от опасности догматизма, который, как всё то, что уже закончено и мертво, заключает в себе что-то безнадёжное". И снова тут скажу о том, что жизнь обретает тот мимолётный смысл, который я успеваю вкинуть в его золушкину карету. Причём кидать надо каждый день. Даже недовольством и нежеланием прокладывать себе путь в ещё лучшее грядущее. Твоё и общее. Надо преподавать историю науки, как и историю философии - это абсолютный наркотик для любого 12летнего парня: то, как из существовавшей уже теории Лоренца Эйнштейн подглядел и ощутил свою великую революционную идею. Образ беспощадно к себе живущего Капицы, или образ домовитого Фета или история привязанности Ван Гога к подобранной на улице женщине, или математическое предсказание чёрных дыр Лапласом за 150 лет до того, как в них поверили - это даёт такую волну причастности, пусть и фальшивой, но зовущей и требующей действия. Чужая жизнь заразительна. Так!

Принцип определённости Гейзенберга-Лукьянова

Ещё немного красочного занудства. Добавляю, что процент вяложивущих людей, процент ненормальных, процент талантливых людей - всегда один и тот же для всех времён. То есть в относительном плане - это успокаивает всех любителей очернить своё единственное настоящее, называя его "смутным", "злым", "худшим, чем было". Конечно, внешние обстоятельства: государство, строй, широта проживания - несут свои воздействия, но это всё находится в пределах, допускаемых принципом неопределённости Гейзенберга. Чем в более выносимых и свободных рамках ты наблюдаешь человека, тем более точно ты получишь его прилежность, человечность и заинтересованность. И чем более узкие рамки войны, бедности, тирании ты поместишь человека, тем б ол ее непредсказуемым может быть как его агрессивность, закрытость, так и полное мандельштамовское отстранение от пронизывающего зла. Человек как бы может от материальной загнанности получить бо?льшую свободу восприятия. От узкого концлагерного центра - определённости координаты х - он получает большую свободу импульса восприятия р. Так жили Платонов и Мандельштам. Два величайших: прозаик и поэт. И сегодняшнее время отец моего друга считает потому менее выигрышным для творчества, что твой импульс р урезан большей свободой передвижения х. Но тут я снова перейду от поэтического восприятия физики к поэтическому восприятию действительности: надо в жизни понимать и чувствовать условность данной извне свободы. Не то что специально ехать в каторги и на рубки леса, нет, но видеть крупнее: не свои дни и годы - находящимися в чепухе однородной дозволенности мира, - а свою конечную жизнь. И именно от страха вполне-определённости координаты t - времени жизни - должно вестись всё величие и величина, получается, чрезмерно неопределённой энергии твоего действия Е. Твоего свободного существования внутри маленького островка твоего вре?менья t. Но такая ширина возможного действия наоборот очень определённо указывает насколько энергично и жарко надо жить на отведённом участке t. Хотя возможность травянистого и малоэнергичного прозябания также не запрещается расхожим принципом неопределённости.

18:19-20:21
10января2003

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002