мальчик шёл по тротуару, а потом его не стало

Хоккей бесчувственный

Всегда при описи хорохоришься, желаешь выглядеть бодрячком, принимая под залог небольших денег, семейную плащаницу, тыкву-солнце, золотую вязаную шапку, серебряный наполовину снег. Играешь в важность, в подвластность тебе пришедшего на поклон мира, хотя глубоко и в середине и на поверхности в душе еле наскребаешь силы держать себя строго. Прекрасный мир идёт и идёт, делая па, пробежки, фальстарты, пританцовывает, бьёт, а бедняк-человек с трудом вмещает в себя и каплю стекляруса, но берёт на хранение, хапает, уже напропалую раскрыв рот, как делают летучие мыши, основанные на еде: холодный кожаный сачок разинут и летит, перепончатые крылья натянуты, писк отражается от предстоящего, и мышь смутно не врезается. Толпы, мириады, созвездия, сомышия мышей протыкают спицами воздух, и все мелкаши-мураши оседает на гландах и нёбе - без разбора и даже - жадности. Я часто - мышь. Неопознанные сокровища и неоткрытия налипают на донные глаза, и всё смутнее ежедневность пробивается оголтелой неизвестностью и удивляет.

Пошли мы на хоккей с Женей. Ему 50 лет, это он меня подбил. Играл магнитогорский Металлург и омский Авангард. Я купил в фойе шапку "Металлург", а она тугая, и сидел в ней и снимал её.

- Металлург - молодец, авангарду - пиздец! - Кричала фаланга болельщиков. Почему-то фанаты авангарда стояли рядом ниже и скандировали временами: "Омс-кий а-ван-гард!". Я подумал, что дирекция обеспечивает матч подставными болельщиками-дегенератами. Но оказалось - это просто дружба, и даже зло брало с каким добром подавал 18летний металлуржец своё издевательство над шарфом "авангарда". Он с поднятой к фанатам-омичам улыбающимся и показывающим, что оно шутит, лицом натирал шарфом два сантиметра выше настоящего унизительного ботинка. Я захотел отдать его на обучение в "спартак", чтобы сделать из него настоящего придурка, а не бастера китона с выдвижной слезой.

В авангарде на воротах стоял соколов - вратарь нашей сборной. Но наши пацаны засунули ему две шайбы. Сначала одну. Потом - поровну. Потом - 2:1. Проживший 16 лет парень рядом орал, когда авангардный Сушинский-33 (СУ-33) остановил клюшкой разбег нашего пацана, а судья проехал дальше, парень кричал, не боясь рака своего горла и наших ушей: "Су-дья - ко-зёл! Су-дья - ко-зёл!", а также: "Да он пьяный! Судья пьяный!" А когда авангардцы прикатили и встали у своих ворот перед вбрасыванием там шайбы, он орал так, что это было творчеством, это был спичечный рисунок Эдварда Мунка, так Иоганн вкладывался в ноты, так Дали скоропостижно видел сны, так кричал парень: "ВСЕХ С ПОЛЯ! УДАЛИТЬ ВСЕХ!". Этого нельзя придумать головой, такие строки идут из-под сердца, пробулькиваясь, как гейзер, сквозь сердечную мышцу. Были тексты поплощадней и посмешнее - но и Пушкин писАл матом, смотря как судья проглядывает нарушения против металлурга: "судья - козёл! зебра ебАная!" - мгновенно испаряющаяся, издаваемая книга распускалась им метра на два в стороны. И отец чувствовал поэтику и подсовывал неоформившегося малыша под самые герцы истошного поэта.

На холодной пластиковой площадке три тайма в трёх нарядах танцевали местные девчонки. Их было 8. Столько же попок на разных высотах и выступах казались себе лучшими. Одна будущая старуха, но красивая с волосами из тонкого каштана, всё улыбалась подружкам, подбадривая их, кормя своей избыточной красотой. 3500 зрителей покупали их некрупные груди в топиках. Огромный лисёнок с башкой и руками пританцовывал рядом и психануто бегал по трибунам и всегда улыбался, потому что маска-голова - была одна. Четырьмя пальцами на руках он показывал 5 минут удаления. И, насколько позволял костюм, крутил опухшей от паролона рукой пальцем у виска, если металлурга обижал малюсенький, как комар и овод, судья. Девчонки пахали ногами полуножницы, циркуль плоти не давал мне. Покоя. На перерыв все вставали быстрее, чем под гимн. Обязаловка-государство включало само гимновую кнопку из самого центра управления россией. А в перерывах мужики, кто-то выделялся достатком по виду, работяги, женщины по трое, девчонки-одинокие - по кольцевому коридору сталпливались с пивом, в приседающем дыму, а в туалете моча шла носом от едкого дыма и спокойно возвращаешься.

В овертайме нашим забили три-два. И такой счёт - уже третий у металлурга. После шайбы, в момент её захода в клетку, зал заорал, смолк и встал. Так одновременно, что можно поменять порядок. Мы с Женей пошли домой. Ему 50 лет, и это он меня подбил пойти. Не зря задают запасной вопрос: "что запомнилось?", а не "что понравилось?". Второе - всегда ответственней. В тебе должен быть включён воспринимающий орган. И тогда - из луковицы лезет едкий носик, и жизнь порождает жизнь. Произошедшее порождает чувство. Не люблю, когда моя жизнь просто поглощает всю встречную жизнь. И произошедшее порождает только память. Настоящее сразу устаревает и сгнивает в прелую область когда-ещё-ковырну-памяти. Постоянный отклик - как в лёд вделанные пузыри: могу видеть и пробиваться к ним, но последняя перегородка всё одно делает их воздухом.

Магнитогорск
0:54
18февраля

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002