вика валяет (дурочку) вареники, наклоняясь в окно из окна
в чёрные снеги в собаках, выгуленных дотла.
длинные, если задуматься, фары тянутся вдоль забытья,
снежность по крохе спадает в рот из небесного рта.
в то же и то мгновенье, выйдя в себя из себя,
лепщица тесто роняет в тут же как тут кота:
поздно кричать на павших, снежных, мучных, не твоих,
тех и не этих близких, мякающих, шерстяных,
перелетевших дорогу на тот и на красный свет;
дрожжи, сугробжи, снегожи есть, полуесть, полунет.
18-19декабря2002
23:20-1:00
я выйду и невиден из светлого нутра вагона на платформе промёрзшего белка.
как бьющийся напротив чернявой мерзлоты желток мой, мой хороший, тебя сосут коты.
отсюда ты бездомен вон до того, а там - ты безответно домен растерян, но упрям.
зайдя в игральный ящик на лубяных ногах, встречаешься с лисою на ледяных зубах
играет пантомима улыбка и фокстрот, как будто бы не мимо, а внутрь жизнь идёт,
как будто обещали, никак не закрепив, но обмануть не могут, раз ты пока красив,
раз ты пока в покое (не вечном а почти), за дрогнувшей спиною считают до десьти.
нельзя стоять и глупо бояться цифры шесть, прошептанной за ухом как будто что-то есть,
что только лишь не входит в фальшивый магазин, а ждёт во тьме природы как вряд ли не один
ничем не защищённый обратно попадёшь в собачее пространство, на свадебный делёжь,
на общее собранье мерзлявый и худой
