Показания обвиняемого, убившего своих родителей.

Так вы говорите, господин инспектор, что я убил собственных родителей? Нет, это не совсем так. Скорее я их лишил жизни, лишил самого никчёмного и ненужного, что у них было. Вот я слышал, многие говорят о том, что жизнь человека – это самое ценное, что у него есть. А, по-моему, это не так. Если ли бы жизнь была бы самой ценной ценностью в мире, люди бы вообще не умирали, а они же умирают. Никто ещё вечно не жил, это уж я точно знаю. Вот, положим, есть у вас что-то ценное, браслет, например, с каменьями. Так вы этот браслет хранить будете, как зеницу ока, правда? И смотреть будете, чтобы он не потерялся, не испачкался, чтобы не украли его. А жизнь что? На что, я вас, господин инспектор, спрашиваю, на что люди жизнь свою тратят? На дрянь всякую, на книжки пустые, на увеселения, на работу изнурительную и бессмысленную. И при этом они пытаются говорить, что жизнь свою ценят больше всего на свете. И при этом цепляются за неё (за жизнь), как за последнюю тростиночку. Вот я одну женщину знаю, она каждый день встаёт в шесть утра, идёт на работу, делает там свою службу, а потом возвращается домой, готовит себе ужин (каждый день – одинаковый), раздевается и ложиться спать. И всё. Так КАЖДЫЙ день, господин инспектор, каждый день уже двадцать лет. Ни выходных, ни отпуска, вообще ничего. Я вообще удивляюсь тому, что я её знаю, с таким расписанием у неё никакого времени и внимания на знакомства не должно хватать. А я её недавно изнасиловать хотел. Не потому, что она нравиться мне или потому, что мне бабу хотелось, нет, просто, чтобы её как то встряхнуть что ли, от серости отвлечь. Выследил вечером, как она ходит, маску надел, всё, как полагается. А она даже глазом не моргнула, дала не так, что мама не горюй, и пошла как ни в чём не бывало. Наверное, на работе даже никому ничего не рассказала. По-моему как, господин инспектор, женщина, если она давно с мужчиной не была, так она хотеть должна очень, правда ведь? Вот у вас жена есть? Молодая, вы ведь молодой ещё, господин инспектор? Она ведь, когда вас подолгу дома нет, набрасывается на вас, правда? Вот видите. Я и думаю, что если она долго не была ни с кем, муж-то от неё сбежал лет десять назад, так она даже этому моему изнасилованию обрадоваться должна. То есть, не прыгать от радости, конечно, но, во всяком случае, сопротивляться поменьше, так, чтобы я с ней сделал всё, что надо. А она знаете, как меня увидела, так и дала мне своей самой острой частью – каблуком. Мне, господин инспектор, знаете что кажется? Что она в робота в своей фирме превратилась, вот что. Нет, за себя-то мне боятся нечего, меня-то она не узнала, а вот за неё… Она же страшное существо теперь из себя представляет. С виду вроде всё в порядке – дочь у неё есть от неудачного брака и работа хорошая считается, а внутри… Я знаю, что внутри. Внутри всё одинаково. И знаете, вы только не смейтесь, пожалуйста, мне кажется, что вот эта одинаковость – она как одежда из чёрной кожи. Одеваешься в неё и становишься то ли садо-мазохистом, толи просто безумцем-диктатором каким-то.
И знаете, страшнее всего мне становится, когда вижу, что много людей вокруг таких. Когда вижу, что все думают, если это можно думой назвать, одинаково. А самое страшное было, когда понял, что и родители мои – такие же. Я в это до последнего не верил, хотя мне знающие люди говорили. Но я, знаете, такой человек, пока сам твёрдо не убежусь, ни за что не поверю. Вот и тут, убеждался, убеждался, думал, что всё – обман, что родители мои – папочка с мамочкой ну хотя бы чего то стоят. Папочка, знаете, мне в детстве кораблики мастерил, деревянные такие, а потом мы их в речке нашей пускали, в той, что дед Макар в сорок третьем от немецкой пули утонул. Мне это так нравилось, что порой кажется: вот сейчас подойдёшь к речке и будет всё как прежде – и отец на корточках мастерит последние приготовления, и водовороты, в которых кораблик будет испуганно озираться по сторонам, и листья вместе с ним, и крест деду Макару, тёмный такой, будто старик в тёмном плаще расставил руки в разные стороны и с того берега отражается в воде. Только задумаюсь, только замечтаюсь, тут приходит мысль злосчастная – нет, никогда уже не будет. Отца, папочки нет уже, а крест деду Макару срубили уже, наверное. А кораблики я мастерить так и не научился.
Когда совсем маленьким был, любил между родителями лежать. Они спят, а я дремлю. И в дрёме лучше всех мне на свете. А от мамы запах такой приятный исходит, молоко, наверное. Очень мне нравится. Носом зарываюсь поглубже, глубже. Вдыхаю. Мало. Ещё. Мало. А теперь мне этот запах не нравится совсем, даже ненавижу его. Один раз прошёл мимо матери и сквозь обычный перегар почувствовал. Так знаете, что вам скажу? Чуть не вырвало. И притом, что я точно знаю, как я этот запах раньше любил. Я вообще думаю, что человек должен человеческие запахи любить, только человеческие и больше никакие. Парфюм, одеколоны там разные и дезодоранты – это всё обман только. А человек должен любить только близкое ему, родное. «Должен» - это вы не подумайте, только, что я кого-то принудить хочу. Принудить к любви нельзя, любить можно только то, что любишь. А любить искусственные запахи нельзя. Вы, господин инспектор, любили когда-нибудь дома прямоугольные? А листочек в клетку или что-нибудь похожее? Нет. Потому, что любить ненастоящее, из глубин чего-то там не исходящее – нельзя. Вот, например, один мой друг думал, что любит собственную машину больше, чем жену. Полировал ещё каждый день, пылесосил. А она взяла, да и врезалась. В столб. Результат – жена погибла, а он – сошёл с ума.
Я их не больно постарался убить. Я, конечно, знаю, это меня не оправдает, но вы всё-таки, когда будете меня по вашим законам судить, это учтите.
У отца, знаете, такое рыхлое тело, ну, вы его труп, наверное видели. Килограмм двести, наверное будет. Это он от того такой толстый, что всю жизнь в конторе отсидел, вот и разросся в разные стороны. Я бы в него пошёл, да только в контору не пошёл. Пошёл мясником на бойню работать. Сначала работа тяжёлая была, уборка, в основном, да инструменты мясникам подавал. Потом дали в руки нож, молодого барана и сказали: «Режь. Горло». Я на него смотрю, а он боком трясёт, чешет вроде так, как тик, знаете. Стоит, переминается. «Надо же», - думаю: «Вот он сейчас стоит, вроде живой ещё, вроде видит всё вокруг и слышит, почти как я, через пять минут это будет просто груда мяса, которое надо будет только разделать». Подумал так, посмотрел, а потом голову ему запрокинул и одним движением отпустил его бедную, баранью душу. Он, знаете, дёрнулся, и больно ему, и страшно, а потом обмяк, успокоился и вроде как даже «спасибо» сказал. Ну, а потом дело быстро пошло. Меня ценить начали. Говорили, что скотина, та, что на убой, ко мне даже тянется как-то. Хочет, чтобы я её убил. И овцы, и свиньи даже. Думаю это потому, что я их не убивал, как другие мясники. Другие к ним, как к рутине относились. А я их каждого любил и жалел и тесаком своим на волю отпускал, чище делал.
Сидели на кухне, как обычно, втроём. Смотрели пустой телевизор. Ели еду. А мне ужас как не нравится, когда люди чавкают, это звук противный очень. Я это ножом сделал, кухонным. Они сопротивлялись, конечно, но трупы их мне «спасибо» за них сказали. Нет, правда, поверьте, мне искренне жаль, что люди понимают, какую участь они себе ужасную для жизни избирают только после смерти. Только когда всё закончится, только тогда они понимают, что жизнь впустую прожили, ничего так и не сделали.
Крови много было. Но крови я не боюсь, я же – мясник. У меня на работе всё в крови обычно. Я своё дело сделал, а потом вас дожидался, господин инспектор. И сам в полицию позвонил, предупредил, всё как полагается. Мать жалко, я отца-то первым убил, матери пришлось на всё это смотреть. Она, бедная даже поседеть успела.

Протокол.
Обвиняемый: Иванов Фёдор Аристархович
Протокол осмотра места происшествия (выписки):
Ку хн я размером 4 на 6 квадратных метров. Два трупа, мужской и женский. Труп мужчины в сидячем положении на стуле, без признаков сопротивления. Глубокое проникающее ранение в области трахеи. Труп женщины лежит на полу, множественные гематомы, аналогичное глубокое проникающее ранение в области трахеи. Обвиняемый сидит за столом, читает книгу. При появлении полиции попыток скрыться не оказывал, аресту не сопротивлялся.
Протокол судебной медицинской экспертизы (выписки):
На экспертизу представлено два трупа. Установлена причина смерти (одинаковая) – глубокое проникающее ранение в области трахеи. Женщина перед смертью получила ряд лёгких телесных повреждений – ссадин, вывихов. Представленный на экспертизу кухонный нож утвердительно идентифицирован как орудие убийства. Глаза мужчины – безмятежны, глаза женщины – полны ужаса.
Постановление следователя по делу Иванова Фёдора Аристарховича (выписка):
Направить Иванова Фёдора Аристарховича на принудительное психиатрическое обследование в … больницу ввиду отсутствия мотива преступления.
Анамнез больного Иванова Фёдора Аристарховича (выписка):
Больной признан вменяемым. Ушные раковины в норме.
Приговор суда (выписка):
Назначить низшую меру наказания.

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002