Николай Граник
Николай Граник E-mail

Текст
Дневник
Биография
Письма
ICQ-тексты
ICQ ICQ
На главную

Дневник ПРОФАНА (часть 9)

Скачать полную цветную версию текста
PDF-файл(zip-архив)

примечания:

* ПРОФАН, м. (франц.): невежда, несведущий в чем-либо, чуждый какого-либо знания, понятий. Профан, литерат. лицо, не посвященное в какую-либо науку или искусство, ничего в них не понимающее. Профанировать что-либо, обесчестить, поругать, кощунствовать.

** создавалось на http://www.livejournal.com/users/profan/

Событие веры :: метод последовательных приближений

Яков Друскин писал в дневниках, что, быть может, неверие Фрейда в обусловленность душевных поступков чем-то большим, чем может объяснить психоанализ, это неверие лучше спокойного пасьянса юнговских архетипов, которые только обозначают непознанное, занимая в душе человека место развёрнутых ответов. В пространстве религии первый отвечает "я грешен", второй "я грешен, потому что", и это даёт право Друскину выбрать первый способ, когда греховность, как основное следствие человеческого, на самом деле является причиной его появления.

Любое объяснение греха (в широком смысле - вины, самоощущения), сколь бы ни было оно умаслено неподвластными человеку стихиями, всё-таки называет причину, и чем ближе называемое к обозначаемому, чем уже пропасть сомнения в божественном, тем ниже скала, с которой искушение призывает броситься вниз, тем спокойнее на душе.

Равновесие, что равнодушие, - признак неверия. Отсутствие доказательств - признак веры. Никогда нельзя сказать: "мне нравится этот текст, потому что правильно расставлены глаголы" или "я люблю этого человека, потому что он любит то же, что и я". Этот соблазн лёгкого ответа приводит к исчезновению и текста, и любимого человека, остаётся ссылка на объект, как место его положения. "Иметь или быть" Фромма.

Объяснение - человеческая реакция. Когда "оставь всё и иди за Мной" - именно о нечеловеческом. Верить - гораздо сложнее, чем пойти за кем-то навсегда, всего лишь метафора, перенос. Егор Летов видел во Христе античеловека, принесшего нечеловеческую мораль, превышающую долженствование - веру. Вырождение идеи, примат того, что ближе - морфологии, - появление панка, саморазрушение как предчувствие освобождения. Ошибка в том, что человек оставляет себе одну страсть вместо многих. Смерть слишком притягательна для символа необъяснимого, она необходима нечеловеческому, но не достаточна. Если любое действие, в которое веришь, должно быть последним в жизни, то имеет значение, что именно ты делаешь. Последними словами в жизни человека не могут быть "я теряю корни / улетаю в небо", хотя и о потере, и о небе. Но могут быть "непрерывный суицид / для меня", хотя здесь не сказано ради веры во что. Со словами "Как же это всё мне преодолеть / Расставанья маленькая смерть / Расставанье - долгий путь к началу / Но смогу я этот путь пройти когда-нибудь?" всё в порядке. Можно удариться в контекст, в личности, в культуру, но это для другого раза; сейчас просто - я верю.



Документ - это когда нужны доказательства

Нет более далёкого от своей причины праздника, чем 23 февраля. День подписания указа о создании новой армии взамен старой, буквально вчера заключившей унизительное перемирие с Германией, наследным врагом царской России, переход под новые знамена и идеологию, пусть с теми же солдатами и проблемами, но совершенно другой армии - этот день не был праздником, скорее, днем последнего отчаяния. И после, 23 февраля - всего лишь черноотрывной день календаря, скомкав вчерашний листик которого снова идёшь, зевая, на работу, и если никогда не служил, то никто не поздравит, как геолога в день работника милиции.

Обязательная служба в армии и близость другого, мартовского, праздника, как произведение чувств справедливости и вины, сделали 23 февраля мужским днем (не международным), профессиональный признак уступил гендерному, крепостное мышление.

Официальное признание этого дня выходным совершенно постирало последнюю память о гражданской войне, праздником становится не какое-либо событие, а ожидаемое событие свободного времени, и ничего кроме надраить бляху пастой ГОИ не приходит в голову. Современный человек не разбирается в праздниках, достаточно распределить по временам года существующее количество выходных дней и называть их "апрельский праздник" или "сентябрьский".

Регулярность воспоминания - траурная церемония, радостным может быть только будущее неизвестное событие, длящееся пи секунд; его фиксация и самая примитивная технология удержания - привязка к календарю - это поминки по празднику.

Телевидение выдало на гора такие фильмы, что зрители зачихали от пыли, и почему-то все о второй мировой войне. Объект почитания - наша армия, поэтому неважно, когда она и где, подойдут даже пританцовывающие в армейских клубах поп-забулдыги и солдатский юмор. Всё, что имеет корень 'arm', становится неприкосновенным. Мне, не служившему и дня, дарят морскую тельняшку (!) и женщины, не потерявшие на войне ни одного сына, поздравляют из-за прилавка. Я - мужчина, я должен. И все вокруг картонно признают, что да, они должны, "но, вы понимаете, не в такой армии, конечно, и не за такую Родину". А подписывать открытки однотысячному береговому десантнику под прикрытием из космоса - подойдёт? Что? Задержали боевые? Почём сейчас кило духа? Вы уж либо празднуйте, либо идите на работу, хорошо? Красная в продольную полоску ленточка, алая гвоздичка, матрос-танкист-артиллерист с тройным подбородком профиля как святая коммунистическая троица, сальто Газманова на сцене - когда всё это было в первый раз?

Фильмы о войне снимали до 45-го года и после 61-го, пятнадцатилетняя зона молчания победившей страны, казалось, незачем снимать - вот она война, под ногами. Между агитацией и реализмом полтора десятилетия производственных драм и колхозных сводок, страна ещё помнит о войне. Не знаю, сохранилась бы война, какой мы знаем её сейчас, если бы не первая попытка шестидесятников вспомнить о ней. "Женя. Женечка. Катюша", "Иваново детство" - антивоенные фильмы. Как Высоцкий мог петь о войне лучше любого ветерана. Чувство вины за то, что не был там и тогда со своими, комплекс контуженного бойца. Совсем другие фильмы снимали во время войны: или веселуха наподобие "Висла-Висла", или "Два бойца". Не чёрно-белые листовки "Разгромим за Сталина врага!" и не фронтовые гастроли Райкина по клубам, а съёмочная площадка, реквизит, оборудование, сеть военного кинопроката по отступающей линии фронта, - это не укладывается в голове, потому что не только каждый грамм металла на счету, но и каждый кадр - вот ценность кинематографа (эпизод в "20 дней без войны" Германа). "Два бойца" снимались в сорок третьем году, когда ситуация на фронте не была определена. Мы привыкли к фильмам о войне, когда нас ожидает хеппи-энд капитуляции, салют в конце или поезд в белых цветах, и когда главный герой погибает накануне победы, но все остальные остаются живы! А о чём снимать, когда фильм может стать последним и для съёмочной команды, и для зрителя в последнем ряду? Или так: почему "Два бо йца" так любим? Там нет идеологии, она понятна без объяснений каждому в сорок третьем, - там есть дружба. Один - весельчак, одессит, хохмач, песенник и преданный друг. Другой наоборот - сосредоточенный, серьёзный, скромный и преданный друг. Это всё, пара эпизодов, буквально: начало, приключение, ссора, приключение, примирение. Герои остаются живы, хотя и не знают, надолго ли, и это необходимо знать каждому бойцу на фронте.

И когда остался жив - тогда и праздник.



Событие офиса :: зарифмованная благонадёжность

Возникшая офисная субкультура вызывает сожаление вообще и жалость к тем, кто её исповедует. Она изначально появилась не как воплощение свободы, но как указатель на неё, на то, где и какой предполагаемая свобода должна быть. В таких контейнерах обычно перевозят частные коллекции полотен. В данном случае - творчество, как та область, которую офис как система не может учесть и предсказать, хотя преуспел в заготовке "рогов и копыт" бедолаг. Бедняга Берлага проводит корпоративные вечера, ксерокопирует геральдические знаки невнимания и облачается в эстетику trademark. Зачастую эта попытка имеет чистую психотерапевтическую направленность и поэтому выглядит такой убогой, что, конечно, не может объять потребности офисного работника, изначально относящегося к проявлениям корпоративной этики как к бирюлькам, в которые, однако, играет. Но заигрывается и создаёт "от души" те произведения, которые как молния распространяются в своём социальном классе. Это стихи, картинки, эссе, пародии широкого спектра, имеющие своим объектом лишь одно - офис изнутри, а не реальный (неограниченный) мир.

Более того, отрицание офиса как микромира вынужденного обитания идёт не по дополнению до целого (как офис выглядит со стороны), а отрицанием себя в нём. Но здесь двойное отрицание не даёт себя самого, поскольку отрицается разное, и умаляет человека вдвойне.

Так, основными мотивами такого "творчества" являются ирония и агрессия, причём в первом случае человек якобы подстраивается под идиотские требования офиса, и, думая, что довёл их до абсурда, словно бы освобождается из-под опеки, а во втором - вроде бы разрушает гнетущую его обстановку, обычно персонифицируя зло начальством. Но оба этих способа, как по и против часовой стрелки, в итоге усаживают работника вновь на рабочее место. Задатки большего, не осмысляясь, ассимилируются ненавистным объектом, и желанного избавления не происходит. Этот расточительный самообман и вызывает жалость.

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002