|
||
|
Дневник ПРОФАНА (часть 11)
Скачать полную цветную версию текста
PDF-файл(zip-архив)
примечания:
* ПРОФАН, м. (франц.): невежда, несведущий в чем-либо, чуждый какого-либо знания, понятий. Профан, литерат. лицо, не посвященное в какую-либо науку или искусство, ничего в них не понимающее. Профанировать что-либо, обесчестить, поругать, кощунствовать.
** создавалось на http://www.livejournal.com/users/profan/
Событие жизни :: отрочество
Сейчас восемь утра. Только что снилась сначала отгадка, потом, по логике сна, сама загадка. Отгадка: мы с друзьями прошлого, какими-то знакомыми идём по улице и сворачиваем не в свой проулок, в котором вместо нужных нам зданий находится тюрьма, но мы смотрим не на несправедливость содержания под стражей, а на самих людей, как оно бывает там, чего нам, наверное, никогда не узнать. Мы сорим на улице - за нами подбирают, потому что тут ценится каждая мелочь. Проходим переулком в свой проулок - это школа, урок литературы, сочинение. Я даже не знаю, по какому произведению, но поразительно уверен в себе, подхожу к учительнице, и она выдаёт мне задание по своей книжке - не по набору тем - и мне досадно, потому что, действительно, так сформулировать тему надо постараться. А вокруг сидят и уже пишут, шелестят шпаргалками, что-то там из русской общественной критики... Третий эпизод (по закону блокбастера) предлагает себя в окружении настоящих по времени знакомых, мы что-то празднуем, какое-то событие, и в честь него нам дают спектакль другие наши знакомые, и мне скучно, неинтересно это всё, я гляжу в зрителей, в сцену, зачем и о чём мы всё это?
Теперь, когда рассветная логика расставила элементы сна по местам, понятна благая весть бессознательного. Оно о золотой середине школы. Ведь... у каждого человека есть свой лицей в жизни, в который кто-то приезжает и находит тебя (словно выбирает - как приёмные родители мальчика) и увозит с собой. Уверен - каждый одноклассник Пушкина писал стихи. Вопрос не в том, скольких из них мы помним поимённо, а в том, сколько бы оказалось гениальных пианистов, усади всех мальчиков за рояль, ведь и тех, кого мы помним с тех времён, помним потому только, что времена были действительно пушкинские. Мой лицей - 9 и 10 классы, уникальная атмосфера, когда и детству не запрещено, и юности открыто. Довоенное здание (почти особняк), гений-самодур учитель по математике, старинный район Хамовники. И учительница по литературе, нервно приставляющая к словам частичку "так", отчего произносилось "мильон-так-терзаний". Разве не там я выучил письмо Онегина Татьяне! Не надо верить той картинке с Пушкиным на лестничном парапете, а то создаётся впечатление ежедневного выпускного бала. Старик бы замучился, сходя так долго в собственный гроб. Что мы знаем о заминированных Пушкину кроватях, об откровенных открытках той поры и куда их прятали? Какие анекдоты он слушал все эти годы по вечерам, чтобы напоследок рассказать свой? Память, тем более историческая, принципиально дискретна, ей не угнаться за несущейся жизнью, и, слава Богу, мы не узнаем ничего нового о Пушкине, не дожившем до появления фотографии. Чтобы сделать снимок, нужно столько приспособлений, аппаратов и химических законов, что, кажется, будто и на карточке, за нашими стоящими в три ряда лацканами (в пиджаках - один на ряд), должны встать все учёные и их лаборанты, дагерротипы и пластины, рентгены и их кости, гофры и промывочные бачки так, что фотографу надо отойти на расстояние орбиты от нас; однако люди привыкли не замечать не себя на изображении, остановленном времени как доказательстве того, что можно сохранить меньше, чем оно было на самом деле. Ну, а разве кто сомневался? Спросите Пушкина - как звали того чернявого мальчика, которого он сшиб на пока ещё не знаменитой лестнице, когда убегал на свидание? Даже сам мальчик не вспомнит, не то, что Пушкин. Восстановление старых фотографий, двести рублей с карточки. Что же они восстановят на двести? Уберут царапины времени, дальше - сам, фотография бессильна, перебирай, как этим чудным мглистым утром, свою дискретную память, находи росписи детства под слоем больничной штукатурки. Главное, я стал учиться в этой гимназии на четвёрки с заходами в соседние проливы, никто не смотрел на меня как на "надежду" или подающего её теннисиста, я был "одним из", тем ощущением, что знакомит тебя с миром людей, и каждый, на кого ни посмотри снизу вверх, мог перегнуться через перила. Саня Григорьев, почти капитан, вспоминается первым, хотя мы совсем не общались, слушал front242 (я до сих пор не слышал) и выглядел старше нас всех, напоминая собой революционера-подрывника, способного уместить все свои знания в один запал. Левин, весь сентябрь намекавший на свой первый секс, пока мы, наконец, не были затраханы им. Дима Владимиров, волшебный персонаж мультфильма про злого волка, которого мы любим за его доброту. Паша Бредихин, обладавший образностью и эрудицией писателя, словно бы удивлялся очередной своей иронии над миром. Ромка Киланава, которого просто все любили, не смотря на то, что он тоже всех любил. Паша Соломатин, бедный Паша, удалось ли ему приспособиться к этому миру, выталкивающему его пенопластовый шарик на поверхность? Даня Возвышаев, как просто влюблённость в друга... Паша Савинов, наш архивариус, тихое спокойствие словно прожитой уже жизни. Кирилл Максимов (или наоборот), как жалость, что не успел пообщаться с добрым человеком. Сергей Шарапов, как моя тень, или мой свет, до сих пор находится в социальном антагонизме со мной, как наши окна напротив одной улицы. И Варя, одна на всех и никому, можно сказать, муза класса, какой была и какой стала... кого-то напомнившая мне...
Инициацией поездка в Чернигов, Царское Село Киева, гитара на застеленном полу, ноябрьский дождь по афише "еротичный филм", последние двести купонов на личное усмотрение (какой-то до сих пор не собранный радиоконструктор), и София, второй раз за полтора года, божественная мозаика купола над нашими головами. Вот он - мой Лицей, мои одноклассники, с которыми сейчас не хочется встречаться, да и невозможно это, слишком расцарапаны глаза прошлого, могущего завершиться лишь изучением чека в ресторане или стиранием номеров из переполненного телефонами мобильника. SMS Татьяны Онегину, отказ прошлому во всём, кроме памяти. Мне снилось, что бы я мог написать в сочинении, какие-то Писарев, Пятницкий... Господи, чему нас учили! Сочинения коров о мясобойне. Словно в прошлом потому ничего не происходило, чтобы не дать воспоминанию настать раньше, зацепиться за факт, происшествие, стать колонкой новостей; остаться в вечной памяти, не стать расхожестью! Словно это и хорошо, вернее, что и не могло быть по другому для настоящего меня, и наступления влюблённостей, дружб, кумиров и трагедий подчинены той логике (в идеале - сегодняшнего сна), которую разгадать по силам и по желанию лишь мне одному.
Когда мы были маленькими и затихали только проходя мимо копии Давида, центрирующей внимание своими размерами, нам говорили "ах, только б не было войны!" и показывали в другом музее как правильно возлагать цветы. На роль фрицев всегда соглашались самые слабые ребята двора. Мы не были политкорректны, или как лошади исторически подкованы, мы просто верили что немцы - плохие. Мы знали - сейч
ас мир, и старались не забыть никого и ничто, кого и что сами не видели.
Мир потому, что мы не ждали давно погибших отцов - воевать было некому.
Вторая мировая - самая жестокая для советсткого человека, может быть - для немца. Для француза таковая - девятадцатый век, для шведа - гибель флота, для палестинца - собственная жертва, для американца - когда вдруг не один дома. Самая страшная война - на которой погиб. Если выжил - она ещё впереди.
Взбеленившийся против таковых же Уго Чавес, десантник всея Венесуэлы, сдерживает/развязывает гражданскую войну, торгует маркой чёрного золота, наверное, желая купить такую популярную в прошлом веке независимость. Как почти сто лет назад в Германии - красиво одетым людям с мобильными средствами связи нечего есть, Каракас по-столичному бунтует "за" на "против", выстрелы за плотными шторами. В 1999 году Марина Дурново была жива в Каракасе, ещё раньше был жив её книжный магазинчик. Я не нашёл доказательств настоящего времени, но если они оба живы (а это так легко остаться в живых - всего лишь затаить дыхание), то хозяйка не завешивает окна, не сокращает рабочего дня, она сидит в кресле и видит поточные толпы сопряжённых патриотов, размахивающих флагами и лозунгами, она не раз в своей жизни видела что-то такое, что эти люди делают впервые. Первая мировая война, вторая, как перечисление секунд над убулькавшим жемченосцем судьбы, революция, блокада, концлагерь, словно энциклопедия насилия, и - сухая старушка в беспамятной качалке, победившая мировую историю самим фактом существования. Только она ещё может сказать "всё было совсем не так", и крутануть часовое колесико против.
Я знаю, что она знает, что ванночка мира всегда полна проявляющими жизнь и ядовитыми химикалиями, что из доступных цветов постоянно горит только красный - когда-то цвет её флага, венозной истины истории, в которой не продохнуть. Маленькие, мы верили, что войны больше не будет, мы не видели её вокруг нас и покупали солдатиков дюжинами. Одного ставили на ковёр с флагом очередной Швамбрании, другого заставляли стрелять воздушным пунктиром. Может быть, когда мне исполнится сто лет, я вновь поставлю патриота-венесуэльца на пластиковые ножки, а второго, допустим, шофёра, заставлю смешно топать к машине со взрывчаткой, или даже научусь, не вмешиваясь в их азарт, наблюдать за ними в задымленный проём двери.
И это будет не менее реально для меня, чем вдруг выпавшая из Библии, через сорок лет после написания, записка моего первого мужа о том, что к вечеру надо купить хлеба домой. И смешная подпись - Даниил Хармс.
Ретроспектива :: физиология
В школьных задачниках по физике (жёлтом Рымкевича - там были лёгкие задачи) встречался человек массой 60 кг. Он стоял на наклонной плоскости, на краю карусели, напротив груза или просто шёл прямолинейно по улице. Мы не знали, куда он идёт и по каким делам, мы спокойно принимали его жертву временем, чтобы найти совпадение с ответом в конце этого путеводителя по его жизни. Тогда мне казалось даже, что 60 кг это много. Сейчас я думаю, что он должен был не есть, не пить, не потеть и не разговаривать, чтобы навсегда сохранить свою массу, от которой зависело столько школьных судеб. И дальше: его жизнь тогда только обретала смысл, когда какой-нибудь пацан брал задачник в руки и сто раз читал условие, а человек был вынужден повторять свои однообразные движения по кругу или по улице, прыгать со страницы на страницу. И он был сентиментально счастлив, когда его приводили к ответу. Его можно назвать задачным (по аналогии с домовым или водяным), и от его воли зависело, показать школяру ответ или помучить немного. Я не потому вспомнил о нём, что весь год весил ровно 60, это скорее повод к отождествлению; я стал чувствовать себя в чьём-то задачнике, такая лёгкая ирония над огромным вопросом, который я боюсь задать себе, словно признаться, если быстро: изменимы ли условия задачи? И хотя я давно подглядел ответ - изменимы настолько, насколько мы в состоянии это сделать, теперь так - почему я верю в границу, которую не переступал? Юмор освобождения, открытый Остером, вырывает листы.
Моя мама (миллионы мам) играет с кошкой (миллионом кошек), не подозревая, что тщеславно присваивает себе контроль над стихией, что словно весь земной шарик в жёлтой улыбке, все президенты и коммунальные работники, ценники и обменники прыгают в этот момент за пробкой и над ними можно по-хозяйски умиляться.
Тогда задачка для неё: средняя продолжительность жизни человека - 70 лет, кошки - 15 лет. После смерти кошки сразу заводится новая.
- Нарисуйте график возраста последней кошки в момент смерти хозяйки, возраста хозяйки в момент смерти предпоследней её кошки и доверительный интервал зависимостей при условии погрешности человеческой жизни в 10 лет, а кошки - в три года;
- в каком возрасте хозяйке надо завести первую кошку, чтобы умереть с последней в один день?
- рассчитайте вероятность такой смерти;
- рассчитайте ту же вероятность в зависимости от количества кошек.
Когда написано "человек массой 60 кг начинает двигаться", его двигает Рымкевич, человек может лишь поиграть с кошкой, что не входит в условия задачи - нет ни одного неизвестного. И в пятом, дополненном, человек весит ровно столько же, как мертвец. Желтизна его кожи, или просто - желтизна, - это признак времени.
ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА © 2002 | |