Дневник ПРОФАНА (часть 12)

Скачать полную цветную версию текста
PDF-файл(zip-архив)

примечания:

* ПРОФАН, м. (франц.): невежда, несведущий в чем-либо, чуждый какого-либо знания, понятий. Профан, литерат. лицо, не посвященное в какую-либо науку или искусство, ничего в них не понимающее. Профанировать что-либо, обесчестить, поругать, кощунствовать.

** создавалось на http://www.livejournal.com/users/profan/

Не разменяете?

Проблеском задаётся и волнует вопрос экономической сущности мира, именно как автономного волевого существа воздействия на нас. Деньги, нас учили, товарный эквивалент, но что заставило человека поверить в ценность промежуточной мены? Бумажки - абстрактное развитие монет и слитков, тех драгоценных металлов, давно ставших красного цвета. Их любили за концентрат ценности, и выделяется две функции - эстетическая и мифологическая: ценно потому, что красиво и редко. Желание обладать красивой и редкой вещью другого, наверное, первое сознательное желание первобытного; быть может, понятие собственности возникло, когда отнимали. Присвоение не способствует рефлексии, оно расслабляет - обладание связалось с блаженством. Но в основе блаженства - абстрактная ценность, таковая потому, что за неё предлагали мену, то есть - вначале был спрос. Поэтому деньги, само порождение их человеческим сознанием принципиально материально, это способ оценки и приобретения материи, примитивный контакт психического с физическим. Дальнейшее развитие феномена привело к экономическому институту, ко всё большей абстракции разменной монеты. Это надстройка, невероятно сложная и, конечно, необходимая человечеству, но всё той же первобытной природы, несмотря на изысканность. Любой феномен спокойно редуцируется до его конечной цены, в этой универсальности и космополитичности - так называемое "зло" денег. Конечно, когда я расплачиваюсь в универмаге своими отпечатками пальцев, на счёт которых кладёт деньги моя бухгалтерия, а брачный контракт позволяет безопасно любить жену, я могу спокойно размышлять о пределе вечности. Деньги как феномен находоятся в начале своего развития, экономической теории не более двух веков - это детство науки! Как только нас могли учить экономике, строя графики количества какого-то товара и его предложения? Это же глупо! Как на хирургическом факультете учить технике маникюра. Мена движется к универсальности, к виртуальной сущности себя, как доллар - живое подтверждение, не будучи обеспечена ничем, в будущем даже затратами на производство бумажки, мена станет виртуальной реальностью. Взаимозачёт материей станет автономен в каждом случае, электронное состояние счёта будет слишком напоминать список грехов на страшном суде. Проблема - в безальтернативности экономического движения. Брокер после паники на бирже выбросился в окно, им двигало не несбывшееся желание разбогатеть, а крах целого мировоззрения, которому он был причастен, как любовь семнадцатилетних заканчивается от неосторожного взгляда. Он не мог жить без любви (к деньгам). Ему не надо было обладать ими как ценностью и собственностью: абстракция мены приводит к религиозному чувству, которое необходимо испытывать, чтобы выжить. Кусочек желтого бруса, хруст бумажки можно отделить от себя, растопить-выкинуть; архетип мены обладает гораздо большей силой, закон развития требует появления экономического бога, могучего и справедливого. И в условиях безальтернативности объекта веры он становится на первое место. Это единственный понятный бог, не требующий многого - кто богаче, тот святее - куда проще? Материя легче усваивается душою, она как умная женщина - позволяет почувствовать превосходство в условиях, когда величины просто несравнимы. Игра, как во времена мамонтов, идёт на первобытных фишках страсти, гордости и вообще того, что принято называть пороком. Не то чтобы экономика целиком была построена на этих качествах, но она, по закону подобия, обладает ими по сей день. Экономическая сущность (пусть где-то, между совсем другими людьми, существует инвариант отношения к материи) ущербна своей родовой травмой, в ней отражается душевная тоска человека. Экономика - такое же занудство, как искусство, наука или религия, и её объединяющая роль, сменившая государство на посту организации социума, вызывает и досаду за то, что не стал никто другой, и понимание, что никто и не смог бы. Прямая угроза физического уничтожения ядерным оружием сменилась мягким "экономическим курсом". Экономика становится агрессивной, как непобедимые армии, идеологичной, как империи, непредсказуемой, как лабораторные опыты, она единственный способ преодоления непонимания между людьми, языковых барьеров, претензий и проблем. Совсем другой вопрос - что именно понимают люди при помощи денег, какие проблемы решают, но ведь каждому хочется обладать, пусть и мнимым, уравнением жизни. Пропаганда экономики как уже состоявшегося зла, продажи человеком своей души - слишком груба и поспешна, это взгляд с идеальной точки зрения, и сколь бы ни были страшны криминал и олигархия, у человека есть много лазеек для личной жизни. Мне страшно держать в руках деньги, но, зная, что их никогда не будет слишком много, я верю в собственную безнаказанность.

Событие TV :: микрокосм

Убийцу авиадиспетчера другой страны курирует наш глава региона. После трёх часов разговора убийца веселеет. В психлечебнице ему не хватает русской литературы. За кадром общероссийской новости оставлен какой-нибудь тряпичный зайчонок, сделанный в Китае, проверенный на колкость и резкость, подаренный племянницей убийцы. "Мы не должны бросать соотечественника" - лейтмотив власти. В США к женщине, написавшей письмо Санта-Клаусу, пришли с подарками начитавшиеся полицейские, предусмотрительно вызвавшие телевидение, и действительно, подарков накатил снежный ком со всех штатов. Принцип прост: чем мельче заэкранное событие, тем глобальнее переживание по его поводу, доступность проекции делает эфир приторным, как трёхточечные гримасы лилипутов, разбегающихся от проснувшегося великана. Нравственный перифраз тёти Лины игрушечных отношений озверевших кукол: "гав-гав, а Хрюша больше не придёт". Хозяин шапито содержит подверёвочных ему распятыми, по очереди занимаясь кистингом - вот старичок-медалист вместо себя отправил на собрание собаку Путина, вот замерзающий дальневосточник обварился в гейзере. Этот майор выиграл пятиконечную квартиру - горшок в углу застревает, та учительница при свечах закончила рукописную копию энциклопедии Брокгауза. Новости фабрикуются под сплетню "Агалакыч рассказывал", теряя даже субъективность, псевдогеройство разрешает схалявить на профессионализме. Женщина накормит помоечного кота и ткнёт в дерьмо домашнего. Любая история умиляет своей простотой, чем понятнее мотивы жизни, тем легче быть любвеобильным, а быть таким - нравится. Зритель лезет к телеведущим в постель, зубрит крылатые фразы, интересуется меню. Тараканьи бега на дому, безнравственность изображения - в навязываемой роли юродивого, в нерукотворном седалище кресла. Телевизионная картина мира формируется как оцифровка пролежней телезрителя, проплаченное душевное спокойствие. А если что плохое, то роли тоже распределены не про нас: охранни к, подтвердивший подлинность фальшивых документов бандита, осуждён за исполнительность; паспортистка, прописавшая печатью в паспорте чернявую беженку, призналась в терроризме; хор трупов поёт осанну оставшимся.

Дракон, прилетая из телецентра, хватает самых невзрачных невест. И всё хорошее - не шутка, и всё ужасное - неправда, огнедышащий радиоволнами он ластится нам в лицо двуединым язычком, справа острие соблазна, слева - презрения, не покидай меня, чешуйчатый, позволь ответить на вопрос, всего три попытки, с последней - забирай меня в своё царство.

Никакой войны, никакой революции не было: заговорщики подстроили музей мировой истории, растиражировали и задокументировали всех тиранов, героев и тех бравых малых, которые, изменив весь мир, попали в анналы вроде бы случайно. Очень может быть, архивариусы действовали во благо, зная о тщеславной способности человека ходить только безвестными путями. Иначе как объяснить, что все мы до сих пор живы? Заодно были прописаны великие композиторы и гениальные писатели, вы можете пролистать и прослушать доказательства, душевный порыв которых не оставляет сомнений в ужасе истории, придуманной заранее. Божественная манера небрежно возвыситься над недоказуемой стохастичностью мира лишает всякой ответственности за увиденное и позволяет придумать ещё одно, собственное толкование смерти.

Роберт Дауни-младший пытается доказать нам, что он - Чаплин. Золотой эспандер за талантливую кальку. Действительно, лучше не смог бы никто, мы уважаем Роберта за это, теперь он пытается доказать, что на самом деле изображает Чаплина. Мы верим вдвойне, мы говорим "ты прочитал все книги о Чаплине, и даже написал свою, что-то вроде "легко ли быть Чаплиным?" Ты ел из его кроватки и спал в его миске", и Роберт признателен нам. Теперь он изображает, что разделяет нашу уверенность в том, что он действительно похож на Чаплина, и так далее. Читать свежезаписанный сон - неинтересно. Честнее снять документальный фильм о съёмках художественного "Чаплина". Тогда правда - в невозможности расшифровки символа, а так - благонамеренная фальсификация Аттенборо.

Фанни Ардан действительно не могла повторить голос Каллас, это понятно, но та же невозможность самой Каллас - какая-то другая действительность. Дзефирелли и Ардан? О, тогда снова понятно! При съёмках "Титаника" погибло столько же километров плёнки, сколько тогда - людей, а когда хорошая - она такая дорогая. Аврора, опять же, стреляла холостой болванкой, упавшей куда-то под ноги. Стивен Содеберг спрашивает в недоумении: "А где это - Польша?" На что Вайда жёстко отпускает: "Всё на продажу!"

У памяти нет другого свойства, кроме разочарования. Время - основа трагедии. Этого нельзя изменить ни плёнкой, ни бумагой, это можно признать и отказаться от премии. Бронза зеленеет, солнышко блестит. Ступал ли Армстронг по Луне? Какая разница, если мы не ступали.

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002