Дневник ПРОФАНА (часть 15)

Скачать полную цветную версию текста
PDF-файл(zip-архив)

примечания:

* ПРОФАН, м. (франц.): невежда, несведущий в чем-либо, чуждый какого-либо знания, понятий. Профан, литерат. лицо, не посвященное в какую-либо науку или искусство, ничего в них не понимающее. Профанировать что-либо, обесчестить, поругать, кощунствовать.

** создавалось на http://www.livejournal.com/users/profan/

Событие памяти :: Амнезиаскоп

Теория информации - постмодернизм в науке, переход от качества информации (трактовки) к количеству (мегабодам), одно из правил теории: постоянство скорости достигается передачей алфавита с равновероятными знаками. Цинично оккупировав азбуку наука впредь не отличает 'А' от 'Я'. Литература может отомстить только сама собой, спутав страницы учебников и марки облучающих трубок (компьютерный вирус - типичное буйство знаков). Исчезла сила слова, (человек отбрасывает палку, чтобы легче карабкаться на дерево) и текст, повинуясь невещественному закону честности, стремится к распаду (не калейдоскопу смыслов, как, например, гипертекст или микроформа, а пределу энтропии), где напечатанное измеряется в килограммах или килобайтах, где каждое слово - шифровка из космоса.

Стив Эриксон помещает самого себя героя в призрачный город мечты, всегда между пожаром и потопом, терпящий ещё и третью стихию - воспоминания автора. В книге нет ни магии, ни реализма, настойчиво определяемых стильной обложкой, как нет ни мифов, ни романтизма, ни даже энергии, придуманных её (обложки) оборотной стороной. Стремление забыть себя, вынесенное в название книги, возведено в степень количества страниц. Переплыв океан в чьей-то шинели, Эриксон приходит к выводу, что его героя вовсе не существовало, он зачёркивает доказательства его жизни, примерно как сам герой, но с точностью до наоборот, встречается с режиссёром выдуманного им фильма.

Можно закрыть глаза на неловкий перевод, на общую журнальную традицию письма, на диалоги и американизмы, в общем, на контекст, который владеет каждым прочтением, лучше сразу забыть его, чтобы сосредоточиться на главном забвении: мужчина у Эриксона - творец амнезиаскопа, жертва очередного культурного сдвига, первопроходец-камикадзе, подопытный амнезии, где секс - главное обезболивающее. Женщина в книге, как и подобает архетипу, рассыпана на множество персонажек, от плакатной неувядающей красавицы до той, которая рядом. Забвение рядом с женщиной означает и спасение: она строит мнемоскоп, работающий на отражении солнечных лучей, способный высветить всё забытое когда-то на земле. Это - последняя иллюзия, объём забытого таков, что некому вспоминать, и мнемоскоп высвечивает вселенское одиночество героя. Женщина мнится искомой противоположностью; утешение праматери как отказ от ответа и сам ответ.

Идеальная рецензия - написанная на несуществующее произведение, и решившемуся на авантюру репортёру мир предоставляет полное воплощение задумки. Податливость материи усиливает невозможность воспоминания. При встрече с собственным фантомом писатель спрашивает у того, как жить дальше. Равновероятный мир движется мимо с постоянной скоростью. Последний, не поддающийся обмену знак, - собственная реальность - равна остатку от забвения мира. Открытие в том, что никаким другим способом добыть её нельзя.

Не стреляйте в пианистку

или какое другое наигранное название, клавишей по яйцам, Шуберт поневоле, - не скроют зуда от просмотра. Призы за лучшие роли, но не за фильм: кинофестиваль - мероприятие по-прежнему политкорректное, атмосферное. Общественное мнение ни при чём: неприятна не тема, а интерпретация.

"Введение в психоанализ" датируется годом первого сеанса Люмьер, теперь представим, как вместо выписки больному предлагают зайти в прозекторскую и прихватить с собой кое-что из оттяпанного. Если гениальные роли изысканно психоаналитичны, то какого века эти награды? Ордена черного рынка кинематографа.

Художницы, трамвайщицы, фасовщицы, за каждой второй дверью вы спите со своей матерью, следите за вагиной экрана, но вам больше шла производственная драма с налётом гари, чем попытка показать утаиваемое. Хенеке достал вас во всех смыслах не для знания - для провокации, причём, кажется, тех самых членов жюри.

"Холодно", как говорили мальчику с завязанными глазами, но нет повязки, да он и не ищет, уже нашёл и не выпускает, и вроде всё в его руках, но у зрителя тоже полны. Хирург, достающий на арену органы, уже не фокусник. Зрители, снявшие шляпы, уже не трусливые зайцы. Нет вопроса, поэтому и ответа нет; подобно пианистке (из кадра), все выходят (из зала) под звуки похоронного марша.

Абу-Грейб :: 120 дней содома

Изначально некрасиво - ожиревший ребёнок-бездельник войны, не сумевший отнять дорогую игрушку. Амбиции растут, но сил и мобильности всё меньше. Принявший психолог успокаивает родителей, что нетерпимость и капризы пройдут, хотя отлично знает, что это навсегда в его кабинете беснуется чертёнок. Другие профессии также отрабатывают свой импортный хлеб. Не только уродливо - вызывающе безвкусно, какие-то замыленные фотографии, уже средство повышения цен на нефть, какие-то стройбатовские солдаты, скачанные из интернета, и безликие, уже на свободе, заключённые. Показалось, солдат интересовало (о, Боже! каменный век!) прямое насилие. Рубль равен ста копейкам, идеальная арифметика. Показалось, они не знали, что ещё можно сделать с пленными, у них действительно не было выбора - они были заключёнными своих заключённых.

Насилие раздражает своей доступностью, безысходностью, оно - ржавчина государственной мощи, остаток от деления на страх. Нерон в первом веке возвёл насилие в мистический культ власти, американские пехотинцы изнасиловали его в последнем. Качественно власть всегда была сексуальной, лишь соответствующая революция сделала общение государств нарочито бесполым. Насилие формализуется, становясь нормой поведения, оно было всегда - заметили только сейчас.

Тридцать лет назад Пазолини скрестил фашизм и пресыщенность (порнографию), получив сало, подчёркнуто толстый безликий слой нечеловеческого. Фильм отрицает само отношение к образу, это антифильм для античеловека, как если бы сошедшему с ума оставили способность описывать происходящее изнутри. Сало даже не некрасиво, оно про вселенную без чьего-либо Бога, доброго ли, злого. Многочисленные "это невозможно" и "так нельзя" тащат зрителя в эпицентр насилия. Полное восприятие фильма означало бы сошествие в кадр, откуда, и зритель чувствует это, невозможно вернуться. Инстинкт самосхоронения. Последний фильм режиссёра, снятый в последний год полного периода распада личности, сбывшаяся трагедия как подвид пляжного насилия; и контрапунктом - официальные некрологи и судебные разбирательства над военными, как пародия, и куда более трагичная, на несостоятельность человека.

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002