О том как меня унижали, и как я унижал. Часть четвёртая

В части пить не очень хорошо. Мы боялись. Но была присяга, как не пить. Купили водки, много. На утро обнаружили ещё нетронутый ящик.
Присягнули, значит, и стали пить. За нас в ответе сержанты - деды. Два сержанта ростом метр пятьдесят каждый. Они тоже с ними начали пить.
Приходит главный подполковник и говорит: "Только чтобы всё тихо было!" Разрешил пить.
Но к вечерней поверке (это когда проверяют, все ли на месте) каждый должен сказать "Я!".
К этой процедуре "Я!" некоторые уже были не готовы.
Моего друга Юрика держали. Двое его подпирали. Но ничего, "Я!" он сказал.
Через полчаса снова входит подполковник в казарму, и смотрит, постель не заправлена.
- Так, чья кровать?
Хозяина толкают, он приползает с непонимающим взглядом:
- Я!
Ему подполковник и говорит:
- Что "я"?
- Моё.
- Что "моё"?
- Моё.
Его оттащили обратно.
А Юрик кончается, дышать стал тяжело, позеленел, лежит. За него перепугались.
Тогда подполковники потащили его в ванную и говорят:
- Блюй!
- Ееесттть, тоооарищ пооодполковниик!..
Юра сам понимает, блевать нужно. Два пальца суёт, а ничего не идёт. Понятно. Сил нет блевать.
Подполковник:
- Ты чё, давай себе засовывай пальцы!
- Неее идёт..
- Как это не идёт, не может быть такого!
И начинает свои пальцы Юрику в рот пихать. А Юрика всё равно не тошнит, настолько всё там онемело.
- Первый раз такое вижу.
Тогда влили в Юрика воду и отправили спать. А где-то ночью он всё-таки проблевался.
Утром Юрик сидит на стульчике, на гитаре играет Баха. Вдруг смотрит, в дверях стоит подполковник, с которым вчера надо было блевать. И говорит задумчиво подполковник Юрику:
- А-а, композитор, бля.

Кузьма, Красково
17.10.1999

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002