|
|
Море море выкатило на камни камни стали греться на солнце солнце почему мне так жарко жарко сними мое платье платье оставь меня голой голой иди ко мне пьяный пьяный наступаю на камни камни и падаю в море море не вижу тебя где ты?
Мне приснился акробатический номер, только вместо трюкачей никого не было, и трапеции раскачивались в такт моему воображению. Я пытался выйти на арену и попробовать себя на их месте, но концентрические ряды пустых кресел не пускали меня, толпа непришедших зрителей приглашала в свой лабиринт, и я понимал, что мне не добраться до помостов. Свет потух и кто-то начал разбирать сцену, реквизит уехал в подпол, а оркестровики с медным грохотом побросали свои инструменты. Из-за кулис стали выходить свободные звери и смотреть на меня в ожидании лакомства. Мне стало страшно, и я превратил их в набор посуды на столе, которую затем сгрудил в умывальник. Тишину ночного окна прервал ожидаемый звонок в дверь - он обещал не опаздывать и пришёл раньше обещанного, мой старый знакомый, настолько забытый, что я не сразу решился называть его по имени. Он не изменился, как и само воспоминание о нём, и вызывал чувство жалости, похожее на дыру в кармане, в котором точно что-то лежало. Его одежда была средним арифметическим моего гардероба, сняв позавчера начищенные ботинки, он даже не попросил домашних туфель. Его багаж состоял из поставленной в угол сумки, судя по морщинам, также лишней в моей квартире. Звание гостеприимного хозяина начинается с невозможности обосновать отказ, и мой гость прошлёпал на кухню. Он был молчалив, и даже в этом состязании я был вынужден уступить, предложив ему чашку чая с отбитой ручкой. Он терпеливо принимал окружающий мир, не говоря, чего ему это стоило, а я не спрашивал ни о его делах, ни о количестве "нескольких дней", что он собирался провести у меня. Он упорно не попадал взглядом в глаза собеседнику, тем более мы не обмолвились ни словом. Я постелил ему рядом со мной в небольшой комнате и знаком предложил устраиваться на ночь; он словно был рад, наконец, забыть проживаемый день и не заставил повторять. Повинуясь бессоннице, я долго вслушивался в утихающий шум чужого тела, в скрип разбуженной кушетки под ним, пока не пришли акробаты. Мне приснилось, что я проснулся в полной темноте, и даже на миг испугался слепоты, что не увижу больше своего гостя, однако страх прошёл, я стал исследовать пространство на ощупь. Кажется, я разбудил его нечаянным прикосновением, сопение прекратилось, и наступила сознательная тишина. Я отступил, и через некоторое время вновь раздались звуки сна, слишком неумелые, чтобы помешать мне заснуть. Мы были похожи на финалистов какого-нибудь конкурса, когда оставшиеся двое не спешат враз проявить своё умение, но начинают осторожно, издалека, ощупывая соперника с учётом его хитрого поведения, и оттого вдвойне аккуратно. Такие поединки редко когда выявляют преимущество одного, и нам обоим досталось забыться от другого. Меня разбудил грохот инструментов, словно репетировали за стеной, и кто-то неудачно взмахнул палочкой. В лунном освещении ночной тишины я увидел своего гостя, повёрнутого ко мне спиной, отчего примятые подушкой волосы на затылке теперь торчали в разные стороны. Его молчание было неестественным, и я подумал худшее. Осторожно коснувшись его плеча я стал всматриваться в движения грудной клетки и не смог этого сделать, схожим образом закончились попытки расшевелить тело гостя. Перевернув его на спину, по неестественной его позе я понял, что мой гость мёртв. Прекращение жизни во сне есть самая гуманная позиция смерти, и я, обрадовавшись за него, всё-таки не знал, что мне делать дальше, ведь он не сообщил мне ни откуда он приехал, ни по каким делам, позвонив прямо с вокзала. Я даже не знал, есть ли у него родственники кроме таких вот странных знакомых как я. От него исходил запах немодной туалетной воды с привкусом дальнего следования, который, как я понимал, скоро перебьёт другой. Можно было позвонить в специальные службы города, которые ведают подобными происшествиями, но я не стал этого делать ввиду позднего времени. К тому же моя рассудительность может навлечь подозрения, что он делал в моей квартире? Я сложил его поудобнее, чтобы застывшие чресла не выдавали безмятежность отдыхающего, а выражали строгость. Вспомнив о сумке, я решил найти записную книжку гостя, чтобы сообщить кому-нибудь о случившемся, и, действительно, книжка нашлась, красного цвета, она была засалена быстрыми ладонями покойника. Но, открыв листы, я находил только своё имя и адрес, бегло вписанные в любое свободное место, отличающиеся всевозможными написаниями и сокращениями, и даже почерком. Совсем неожиданно для себя я достал карандаш и начал вписывать свои данные в ещё незанятое пространство книжки, надписи получались совсем не такими, как я задумывал, и оттого мне хотелось заполнить её как можно скорее. Я проснулся от утреннего холода, усиленного телом, на котором неосмотрительно притулился. Вспомнив о записной книжке я пошарил в сумке и, естественно, не нашёл ничего кроме бесполезного набора путешественника. Совсем устав от бессонной ночи, к тому же сильно продрогнув, я забрался под одеяло, отложив дела до наступления дня. И хотя заснул я мгновенно, мне всё казалось, что никак не могу этого сделать, что нарочно обесточиваю разные участки тела, чтобы они заснули по отдельности, но от этого соседние начинают так активно двигаться, что будят всё по соседству. И даже мой усопший гость вдруг проснулся и, подойдя осторожно ко мне, стал трясти меня за плечо, и хотя я всё видел и чувствовал, не мог ни пошевелить рукой, ни сказать ему, что я ещё жив, и он всё более убеждался в моей неправоте. Постояв в нерешительности посреди комнаты он тихонько вышел и прикрыл за собой дверь. Когда я проснулся от яркого полуденного света и осмотрел комнату, никакого гостя на аккуратно застеленной кровати не оказалось, как не оказалось и сумки в прихожей. На столе не лежало никакой записки, а вся посуда была омыта и расставлена в алфавитном порядке.
20 декабря 2003
0:30 - 3:00
|
ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА © 2002 | |
|
|
|