|
Уютная зимняя ночь. Из окна дует, а ноги греет баяном батарей, и когда смотришь наискось вниз, на машины в естественных белых гаражах, на вон того скрипучего чудака, смотрящего, как бы не поскользнуться, на орфографически неправильную вывеску из неона, то кажется, будто ты родился зимой именно в этот день. И хотя я всего лишь проснулся среди ночи, но успел отпраздновать внеочередной день рождения. Когда снег заметает улицы, он делает мир меньше, то есть понятнее.
- Коленька, вставай! - Как всегда нежный голос жены проявляет негатив сна, - ещё костюмы погладить надо!
- А что, у них своих не было? - мне всё равно, что говорить, я потягиваюсь на собственных словах, просыпаясь.
- Не было. Точнее были, но так - одно название, ими только детей пугать. Давай, просыпайся, я за румянами схожу.
Я медленно перекатываюсь на ковёр и ползу в ванную, за край не запрыгнуть и приходится вставать. Зачем бриться, если через три часа у меня будет огромная борода? Зеркало снова врёт в меньшую сторону, и системным окошком всплывает предпраздничное число - кажется 28-е. Я становлюсь всё меньше, уже не вижу своего отражения, да и кроватка у меня одноместная и маленькая, и в щёлку притворённых глаз я наблюдаю, как мама в ауре неприкрытой двери, постоянно заглядывая мне под роговицу, но напрасно, шуршит бумагой возле ёлки, вдруг роняет фигурку деда Мороза, замирает в трудной позе, но я сплю очень крепко, затем медленно выходит в коридор и тоненько звенит язычком замка.
- Ты ещё без трусов? - нарумяненное лицо жены заставляет меня поморщиться от холода, - опоздаем, как в прошлый раз!
Она уходит на тёплую кухню продолжать умножение жизни. Мне надо окончательно проснуться и я, капая на пол, бреду следом:
- Придумал: здравствуй, дедушка Мороз, где мой остеохондроз?
- Дурачок! - она целует меня в висок и заталкивает обратно в ванную.
Мы хватаем приготовленные сумки и выходим. Я отдаю машине своё тепло и выкатываю её на мороз, спохватываюсь:
- Ты мешок не забыла?
Она скептически расстёгивает молнию сумки на 10 см и произносит про себя "сомневаешься?", выигрышно смотря мне в глаза. Да ну, я лучше послежу за дорогой. Почему женщине важнее хорошо выглядеть, чем остаться здоровой целиком? Я настраиваю разболтанное стекло заднего вида под себя, и мы выезжаем на опасное шоссе.
- Обещали банкет помимо ставки! - она исследует дно дамской сумочки. Почему я женился на женщине под знаком земли, думаю я, и отвечаю:
- Я за рулём, - и напоминаю себе скучно-тучного бизнесмена, потерявшего вкус от долгой жизни. Отогнать машину потом на стоянку, что ли? В этот момент я подрезаю "девятку" справа и чувствую через стеклопакет улицы обращённое ко мне внимание. Но вместо ругани лысячок улыбается и машет по-мавзолейски рукой, в его салоне болтается такая огромная плюшевая овца, что я удивляюсь, что именно я виноват в не случившемся. До здания ДК не больше получаса езды и мы подкатываем к служебному входу.
Внутренние коридоры пусты, хотя буквально за стеной уже собирается малышня с мамами и тётями, их не видно и даже не слышно, но моё тело напряжено неизвестностью - мы впервые будем выступать перед таким количеством зрителей. В ответвлении влево тупит коньки подошв мальчуган, он как раз подкатил к углу и встретился с нами. Мы недоумённо смотрим друг на друга, он - потому что мы и нас больше, мы - потому что не привыкли без костюмов. Я спрашиваю:
- А ты кто такой?
- Я - Лёха, у меня мама тут работает. - Он обретает прежнюю уверенность и укатывает спиной к нам, ничем не заинтересовавшись. Наконец, мы раскладываем костюмы и реквизит на полу гримёрной, ничего практически не помялось. Ольга запирает дверь на щеколду.
Она снимает привычную одежду, верх - через верх, расстёгивает блузку, плавно водя ладонями по бёдрам заставляет упасть джинсы, переступает через ботинки и остаётся в исподнем. Затем натягивает трико и водолазку, всё - ослепительно снежное, и запахивается в голубую дублёнку Снегурочки, исполненную морозным орнаментом мишуры. Но и я стою перед ней Дедом Морозом, в красной уже жаркой шубе, в валенках на два шерстяных носка и красном колпаке с белыми оборками.
- Застегни! - приказывает Ольга и ставит каблук высокого сапожка на сидящего меня. Я повинуюсь. За это она крепит мне бороду на затылке и клеит усы. Небритая поверхность не смачивается. Не знал. Ей приходится привязывать усы к бороде.
- Значит, помнишь, сюжет тот же, что и позавчера. Вначале пойдут звери, а потом разыграют меня! Вообще, у тебя номинальная роль! - ей доставляют удовольствие все эти мелкие принижения.
- Ну что ты! Ты прекрасно играешь! - я ухожу от шаха и пробую утренний бас: "не ходите, дети, в Африку гулять...", посыпая её конфетти.
- Что они там? Как всегда, задерживают?
Но вот стучат в дверь, на пороге - мать Лёхи:
- Готовы? Проходите за декорации, оттуда и будете выходить к ребятам. Давайте, уже звери пошли! - И она, оглядываясь перед каждым поворотом, знаком предлагает нам проходить дальше. Там, где катался сын, она ведёт нас в обход. По пути, возле таблички "хозблок", стоит полная женщина в наряде повара, она держит в руках картонную коробку. На этикетке написано "новогодние наборы. 50 шт." Она активна:
- Ну? Держите мешок-то! Крепче, вон уже мимо летит! - и ссыпает мне на спину коробок пять.
- А теперь вот сюда! - заговорщически командует администраторша и открывает дверь в банкетный зал. Мы оказываемся перед лесами, надетыми на контур ледового замка, я вижу три башенки с флюгерами, две пристройки и дверь посередине. С нашей стороны замок не ледовый, а фанерный на подпорках, над ним уходящие в перспективу потолка всяческие гирлянды, шары на лампах дневного света, и, конечно, возвышаясь над правой башенкой, огромная разукрашенная ёлка с орлами на макушке.
Нам отвели для ожидания маленький треугольник зала, нас не видно, конечно, но я слышу, как пошли звери, как они предлагают ребятам встать в хоровод, дёрнуть себя за нос или ухо, у кого что надето, как они перекрикивают детские крики восторга. Мне становится жарко:
- Оль, а как мы пойдём обратно? - я шепчу ей на ухо и от её движения поднимается волна моего любимого аромата. - Смотри, вот здесь у тебя надо поправить...
Я копошусь с её пуговицами, случайно расстёгиваю верхние и раздвигаю полы дублёнки.
Где? - не понимает она, - ты что, с ума сошёл! - И всё тише и тише, - мне сейчас выходить!
- Не сейчас, ещё не скоро, когда ждёшь, время всегда летит медленнее, - и я уже запускаю руки в такую милую теплоту её тела, туда, под курточку, я - водолаз, и тут меня прошибает, - а когда ты успела снять?
Она смотрит на меня умоляюще смиренно, откланяется к замку и обводит непонимающими глазами потолок, я беру в руки всю её теплоту, и моя грудная клетка ухает куда-то вниз вместе с лёгкими. Она начинает часто-тихо приговаривать "сумасшедший" и расстёгивать белый широкий пояс моей шубы. Два белых облачка в моих ладонях готовы пролиться вниманием ко мне. "Так.. так... нельзя", всё ещё помнит она и касается моего живота и тут же забывает про свой наряд. Я вижу, что трико исчезло с её тела, свернулось в скатерть-невидимку, и мы остались вдвоём в своём замке. Я осторожно, чтобы не пропустить, целую Снегурочку в тело. И вдруг за перегородкой раздаётся неслаженный детский хор голосов, повторяющий по слогам моё имя "сне-гу-ро-чка!" От неожиданности мы падаем на пол нашего замка, я успеваю перинно смягчить наше падение и начинаю спускаться по главной параллели её тела. "Сумасшедший", повторяет она, ласково ощущая мою бороду в пальцах, и я добираюсь до экватора только моей Снегурочки. Мне неудобно копошиться во внутреннем кармане шубы, но всё-таки я нащупываю заветный шуршащий овал. Она вздрагивает при знакомых звуках, но тут же снова опадает мне на руки, словно у меня их стало не меньше пяти. Раздаётся до сладости знакомый вкус каучука, раздражающий ещё больше, и я мелко перебираю ногами, словно вплывая в прорубь. Но дети за ширмой закричали второй раз, и то же самое, и у меня не хватает рук - всё летит из них мимо цели и падает в ватную глубину шубы, приобретая себе непозволительную шёрстку. Мне приходится начинать всё заново, хотя мне доставляет только радость отнимать у них мою Снегурочку. И всё получается, снова шуршание, снова ненасытный запах отовсюду, и я уже во всеоружии, я уже иду искать мою "Оленьку", где же ты? за правой башенкой тебя нет, за левой - и подавно, может быть, ты уже под ёлочкой? но тебя и там нет! где же ты спряталась? я иду и осматриваю каждый шарик на веточках, я заглядываю в сумочки пришедших мам, между утренней газетой и кошельком, я беру детишек на руки, чтобы собрать их всех у себя - вдруг тебя просто не видно в счастливой толпе? я срываю маски с пляшущих зайцев, лисиц и Карлсонов, но мне не нравится за ними, я не могу найти тебя! может быть, ты как подарок мне спряталась в моём мешке? так забирайте, детки, это всё не моё - это ваше, всем досталось? держите по второму! и вот мой мешок пуст без тебя, как же тебя найти? может быть, тебя похитила Снежная Королева? ребятки, родные мои, помогите отгадать загадки, чтобы выручить мою, ладно уж, нашу Снегурочку из плена! хорошие какие, и ты знаешь? и ты?! расскажи дедушке, дедушка издалека приехал, он совсем старенький, с каждым годом, он устал искать внученьку, он ничего уже не соображает, он присядет, нет, приляжет, а когда вы отгадаете.. что? уже? всё-всё?! а где же Снегурочка, где моя Оленька спряталась? а может быть мы просто позовём её и она нас услышит? а давайте-ка, ребята, все вместе, хором - и: Сне-гу-ро-чка! ну что же вы так мало лет прожили, сил не набрались, давайте ещё раз - и: Сне-гу-ро-чка! снова не все хотят, а давайте, и зверушки тоже попросят, и мамы там, вдалеке, тоже участвуйте, давайте как в последний раз, все вместе, ещё раз, последний, все хором, чтобы наверняка, как один, чтобы посыпалось, - и: Сне-гу-ро-чка! и вот же она, никуда не выходила даже, рядом со мной, а как же я потерял тебя, как не заметил мою любимую, мою радость, и теперь я счастлив, и мои куранты бьют нас, захлёстывая, ровно двенадцать раз.
ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА © 2002 | |