мальчик шёл по тротуару, а потом его не стало

резвая коротенькая личинка вьётся по сцене великая.
кинокамера, морщась, подлетает и кривлянье душой наполняет:
двигается известный человек, поёт для людей как для неизлечимых калек.
словно некому пристыдить и направить, словно все ему не верят, но прощают.
певец делает многозначительный жест: он философ, поэт, Альбрехт, Брехт!
руки означают всю махину знаний и чувств, словно всё бывшее отменили,
а его не учли и возле микрофона забыли.
он очнулся и сделал в начале слово, оно раскатилось и понравилось снова.
да и петь хорошо зачем?
Бах висит на стене, нитки-лучи идут с неба к рукам: кукла-Бах плохо видит через века, но слышимость та же, что и в соборе - те же девушки стонут, что и танцуют еле-одетые: холодно, небось!
Зал разбирает женщин, чтобы согреть себя.
Всем ведь холодно, но надо молчать:
терпеть до последнего, сердца застужать.
Все ведь хотят одного, только разного.
Давай, распрощайся с открытостью, стань аквариумной красотой, жаба черепаховая!
перед стеклом в воде постой!
квакша-царевна прыгает присосками на стекло, болотный диалект и запах, но зрители увеличенными глазами столпились и тычут языками, лижут пальцами стекло заборное сцены:
певец - такой маленький и важный - и танцы, и люди, и ничего между всеми общего!
Это - слава, Господи! Слава твоя, поделись! У тебя много, тебе и не надо столько, отдай хоть край плаща занавесного, разведи створки рук, обцелуй и оправь, постриги, чтобы любили,
я ведь так неплохо пою: тебя разве не предупредили?
тут со своих ниток спрыгивает деревянный Иоганн, достаёт страсть, как наган,
и изо всех отверстых труб земли -
лягушьи соломки, камыши, ноздри бескровные, кости куриные, сахарные тростники -начинает звучать - как их взрезали, как отчаянные, до которых дошло! Будто крик всей земли перед этим слипся в сильную единственную ноту..!
Но на этом. на этом месте все расходятся: дома начинается у каждого своё на всех, огромный бах смотрит в микрофон, певец брезгует коснуться старика,
с края вселенной губы загибается смех.
А ведь близкое такое понятное такое собачье, ты прислушайся - запертое лает -
забытое в душной машине, где всегда чуть-чуть ещё воздуха хватает

Магнитка
13,20апреля2003

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002