мальчик шёл по тротуару, а потом его не стало

дословный пересказ того, что видно каждому с горы
внутри себя, если затаиться и солнце и капля без названия

сосны входят в море,
говорят: – привет.
солнце как слепое:
знает, но не видит:
как в воде – трава,
на траве – вода.
горы – тоже здесь
как писал Монтеня:
всё придавлено, всё прожарено
век-коротышка: ни 20 ни 21:
ни Толстой не умер ни Маркес не родился.
поэтому, наверное, безо всякой связи стрекоза вцепляется кулачком в цветок,
лавровые шпалеры в воде пахнут морем, крабы на пике своей смерти распялены;
маленькие мои, кто вас проткнул?
”я”– отвечаю не я, а мальчик и пузом сияет, а ещё – лицом, а ещё – отцом.
пятнашка-солнце – доиграв, бросаю,
гогот и шепот одинаково режут,
медведка лапастая страшная морда дельфина заела.
берег моря пахнет как колбаса – это жарит сразу всех мидий, рапанов, медуз
средний мужчина средних лет и чувств:
строгое расписание прилеплено в грудь:
в семь утра с собакой женой арбуз чикануть,
а в нём – красносердом, зелёном, но честном набиты плоские камушки,
и сахарный красный – он и там и там тает,

рыбаки наёмные ловят из-под палки,
как собаки – без ласки, привязи и палки

море горит пламенем
пломе морит граменем
мрое мрорит мременем
мыр мыр мыр мыр мыремень
кто я? – скажу главное –
белое и красивое
как я и сам главненький,
так и Земля – счастливая.
в пустошь пустую космоса
в смерть ледяную времени
море моё тянется
и врёт, что меня там встретите

глаза – надувная груша:
и сладко и лопнуть нельзя,
из сочных пальцев торговки
грязный кусок беря.
персик? а это – персик:
всё, что таилось в садах
набросилось ясным полднем
на наш северный чах.
камни бегут как дети, если их рассмешить.
голые ножки. сандали – лучший для ног жених.
корочка светлого хлеба,
край ледяной доски,
море в пещерах хлеба
пенится в пальцах руки.
шорты любимой попы,
пальцы за шиворот в рот,
тётка купается в Бездне.
кот. ты не видел? там – кот
нюхает камни мокрым,
трогает камни мягким,
в море глядит тихим,
цапает рыб диким

свечей не сыскать в соснах,
если слепой и пьяный.
если глазной и трезвый –
сыщешь их миллион.
а за одним миллионом
память кирпичной школы
держит в уме осиный
следующий миллион:

крабы летают в соснах,
осы едят рыбок,
люди живут в море,
море купается в нас.
ляжем, пожалуйста, бережно,
чтобы, откинув руки,
море могло тоже
плавать который час

корень, камень острый,
сосны, фотосумка,
мальчик ставит выдержку
(вроде – 125),
и она превращается в карточку
и, правда, живёт столетие
одна и та же картинка,
и это – нельзя отнять,
забыть, отменит, поправить,
забросить, предать, украсить,
погибнуть, прожить, продлиться,
проникнуть, отпятиться вспять.
такой же как все мальчишки,
мальчишка запомнит лучшее,
как опытный брокер после
на курсах будет играть.
и то же – не вроде то же.
да где же ты, позасерёжа?
до розовой кожи сосен сосками касаться – неясное чувство.

мимо идёт улыбка,
быть бы её причиной,
лишь бы не слышать голос
ложный, глупый, чужой.
старость идёт отовсюду
и начинается сразу.
только засни на час –
и тебя никогда не будет.

если об этом не скажешь –
можно и не сказать

2августа2003

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002