мальчик шёл по тротуару, а потом его не стало

ПУТЕШЕСТВИЕ ГЛАЗА
(стр.26)

(как умирает отец)

у дочери с матерью умирал отец. Он не вставал, не сопротивлялся, память из него вышла. Мать ворочала отца с боку на бок, чтобы он не сгнил заживо. Дочь занимала себя беготнёй. Отец лежал и вдруг вспышками плакал, начинал просить прощение, хватая за руки, говорил: – Немного ещё потерпите. – Стихал и ел одеяло: запихивал в рот и сосал. Запах стоял неприятный. Отец смотрел на мать с дочерью с подозрением и по его лицу было видно, что он их не знает.

Их спас новый отец. Он влюбился в дочь и, когда пришёл в первый раз, пил чай. Сначала матери с дочерью было неловко: они чувствовали присутствие своего отца. Но внятность поступков нового отца, честность его поведения потихоньку перебороли неловкость. Новый отец был здоровым: его не лишало сил, что он ворочает отца, носит его мыть в ванную. А так как отец и родных-то не узнавал, то дочь с матерью приняли, что новый человек не более, чем они, подозрителен. Новый отец ничего не предлагал и сносил перепады настроений дочки, переубеждая простотой поступков. Отец лежал и лежал. Представить его ощущения было нельзя. Мать с дочерью плакали, что отцу больно, а он как младенец лежит и ничего не может сказать. Только вдруг – подойдёшь, а он – плачет. А от чего? Новый отец вы́читал, что отец – не чувствует боли, что в его состоянии нервные окончания притупляются. Может, он это и выдумал, но дочери с матерью стало легче так думать. Новый отец сросся с семьёй, и отец навряд ли захотел бы мешать дочери, но – мешал. Но как может отец мешать? Нет, но так тяжело справляться. А всё-таки – действительно: ему в больнице будет лучше. Все процедуры, профессиональные люди посмотрят. А они – ведь будут ходить к нему, хотя он этого и сейчас уже не понимает. Они думали, передумывали, отказывались, не представляли: как так смогут, и всё узнали про то, как если что за ним будут ухаживать в больнице. Но как можно сдать отца, ведь это – их человек!? Он так много делал за них прежде! И они ему должны! Но ведь он не ведает – что они творят, и, значит, они не видимы для упрёка. Новый отец не вступал в их раздумьях. Они резко решились и повезли.

Отец не сопротивлялся и не помогал. Он лежал и жил. Огромный, костяной, масластый. Чтобы не было холодно и не простыл в машине, сверху наложили ещё два одеяла из дома. Провезли отца по городу, а он этого не понял. Страх какими-то наплывами жил в нём, но, в основном, он не соображал – что происходит. Сами собой дышали его лёгкие, сами двигались веки. Отец под одеялом сложил руки в замочек на животе – так как-то удобнее.
В больницу отца довезли. В палату отца катили на тележке. Дочери с матерью было больно смотреть на отца в чужом месте. Хотелось вернуться, но казалось стыдно передумывать и возвращаться с отцом обратно. Дочь и мать пометались, посуетились. Новый отец с серьёзностью помогал.

Прощаясь, дочь с матерью поклялись приезжать. Они поцеловали отца, он не ответил им никак. Когда ушли, сбежались врачи посмотреть на новенького. Отцу было всё равно – кто на него смотрит. Врачи – только лишь подошли, как ужаснулись, потому что знали: как снаружи выглядят страдания, которые внутри. У них горло перехватило от увиденного, они бросились звонить дочери с матерью: прям, обгоняя друг друга, неслись.
Дозвонились и стали орать: – Что же вы с ним делали? Да ведь так люди, которых любят, не выглядят! Его надо немедленно усыпить!
Дочь была далеко и, зарыдав, прокричала им: – Ну, усыпляйте, усыпляйте скорее!

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002