Дневник ПРОФАНА (часть 14)

Скачать полную цветную версию текста
PDF-файл(zip-архив)

примечания:

* ПРОФАН, м. (франц.): невежда, несведущий в чем-либо, чуждый какого-либо знания, понятий. Профан, литерат. лицо, не посвященное в какую-либо науку или искусство, ничего в них не понимающее. Профанировать что-либо, обесчестить, поругать, кощунствовать.

** создавалось на http://www.livejournal.com/users/profan/

Андрей Геласимов

- Хотите, мы споем вам осеннюю песню травы? - спросила первая травинка.
- Пойте, - сказал Заяц.
И трава стала петь. Медвежонок кататься, а Заяц - прыгать.
- Эй! Что вы там делаете? - крикнул с холма Ежик.
- Греем траву! - крикнул Заяц.
Сергей Козлов

Осенний - этим прилагательным хочется обнять Андрея Геласимова. Совсем немного публикаций, две повести, несколько рассказов, но по цепочке растерянного восприятия он докатывается до следующего из нас. Мы настолько отвыкли от простого текста, что начинаем сомневаться в себе, это действительно хорошо написано или просто усталость? Момент замирания текста - маленькая дверка к пониманию Геласимова.

Его проза похожа на раскадровку, главное событие эпизода заключено в расстановке вещей на странице, мизансцена описываемого мгновения самодостаточна, и читатель чувствует себя немного в стороне. Автор самоустраняется чрезмерной описательностью и советует читателю сделать то же самое, не мешать автономному бытию предметов. Психическое героев, такое необходимое для инерции движения текста, расставлено стульями среди прочей утвари, его дивергенция равна нулю в каждой строчке, оно не движется и даже не имеет стимула к этому. Пойдя за сюжетными линиями в любую сторону, читатель, что Алёша Попович от волшебного камня, обязательно что-нибудь потеряет, смысл именно в том, чтобы остаться у развилки. Соблюдение Геласимовым законов повествовательного жанра делает сюжет по-телесериальному понятным, но, выполняя функцию каркаса, подозреваю, любую экранизацию станет продувать со всех сторон.

Его тексты ещё называют добрыми и мягкими, но это, скорее, апелляция к следствиям, наше отношение к прочитанному. Любой персонаж Геласимова, будь то ребёнок, подросток, женщина или старуха, стремятся к младенчеству. Растерянность, незнание ответов, бездейственная созерцательность - этот общий на всех малыш познаёт мир не новорожденной жадностью листа, стремящегося стать грязным, а наоборот, некоей бессознательной жаждой чистоты. Внутренний взгляд писателя настолько разуверился в каких бы то ни было вариантах жизни, что все её мотивы вдруг стали для него равновероятными, то есть - бессмысленными, их комбинации ничего не прибавляют жизни, и этой дистанцией обладают все герои Геласимова. Мотив, который можно назвать "открытием тридцатилетних", о том, что настоящее протекает где-то совсем рядом с ними, но нигде вокруг, потому что существование становится самодостаточным. Поэтому - осенний. Поэтому - словно нарочно неожиданная детская Эль посередине.

И они сложили в корзину грибы, мед, чайник, чашки и пошли к реке.
- Куда вы это идете? - спросила Белка.
- К реке, - сказал Ежик. - Завтракать.
- Возьмите меня с собой!
- Айда!

Событие мифа :: Rosebud

Вот имя: Уильям Рэндолф Херст. Не обладай этот человек естественно-скверным характером медиамагната, или обладай им в превосходной степени, мы никогда бы не вспомнили о нём, а именно - о скверном характере и роде занятий, задержавших выход Гражданина Кейна, которому стал прототипом, на полгода. Орсон Уэллс, примечательный хотя бы тем, что во время его радиопьесы по книге однофамильца "Война Миров" слушатели в панике паковали чемоданы и покидали города, что свидетельствует даже не о начале эпохи терроризма, скорее - эпохи массмедиа; этот розовощёкий двадцатипятилетний счастливчик получил от киностудии RKO полную свободу действий. Внутреннее признание фильма (новый киноязык, работа оператора, нелинейный сценарий) не меньше внешнего (лучший фильм всех времён и народов - типично американский титул гигантомана), не стоит об этом. Интереснее другое: как молодой совсем человек осилил трагедию, в которой читается, - ах! Если бы только несчастье господина Херста! - сквозит миф молодого народа, явленный едва ли не впервые.

Несколько как в любом мифе ключевых моментов, описывающих героя: равновесие (санки), нарушение (наследство), усиление (карьера), кризис (старость), возврат (санки). Предлагаемая сценаристом в конце фильма разгадка розового бутона как недостающей части головоломки - лишь обозначает последнее непознанное Кейна, и надпись на днище невесть как сохранившихся детских санок - лишь закольцовывает повествование, соблазняя зрителя на легкую отгадку: воспоминания умирающего человека о самых блаженных годах жизни. Это было бы верным, будь Кейн обычным человеком, но мощь его образа, выходящая на трансперсональный уровень, позволяет дать мифологическое толкование.

Самый известный позитивный миф, образующий волшебную сказку, описывает путешествие героя в тридевятое царство, Одиссея в Трою, Данте к горе Чистилища и ещё дальше, Терминатора в прошлое. Герой, благополучно вернувшись домой, преображается неким завершённым познанием истины, отведённой ему. Точка возвращения - последняя в мифологическом сказе, смерти как таковой нет, где "живут долго и счастливо". Гораздо реже встречается негативный миф - возвращение в исходную точку, срыв генерации героя, сомнительная истина. Если в первом случае мы имеем просветлённого героя, что соответствует катарсису читателя, то второй может рассматриваться лишь как предупреждение, даже предостережение. Это Паучий лес, вышедший против когда-то преданного Макбета, Снежна Бабушка, навестившая Егорку Башлачёва, и конечно молчание Золотых Рыбки и Петушка Пушкина.

Мораль "не бери много" благополучно забывается, впрочем, как любые слова без любви. "Не бери чужое - бери своё" - уже ближе к истине. Когда начинается поиск сокровенного твоего - возникает нравственность, и это всего лишь следствие устойчивости и универсальности мифа. Насколько вопрос о свободах и о выборах остался позади! Древнейшая форма познания, праматерь религий и наук, миф предлагает универсальное знание, которое потом можно прикладывать хоть к кинопленке, переводя его в знаки для того только, чтобы избавиться от наваждения. Деталировка - признак деконструкции. Но одного фильма мало, и десяти мало, слишком неуловим объект познания, слишком подбираются к нему со всех сторон - и вглубь предназначения человека - калейдоскопы искусств и дефектоскопы халатов.

Человеческая природа страдает от предсказуемой завершённости волшебных сказок, не случайно сказка - синоним детства, гораздо больше мы ждём тревоги, плохого конца, чтобы, собрав их всех в голове, обойти по большему радиусу. Негативный миф - это земляной плод, какое-то искажение нашей повседневной жизни, когда всё почему-то становится "не так", хотя "то же небо, опять голубое". Психологическая устойчивость Кейна, его уверенность в поступках и правилах жизни выглядит той сам ой иллюзией открытости всех путей, какой потчуют выпускников на их же вечере. За комплексами самовлюблённого и одинокого человека Кейна открывается трагедия любого накопления (тысячи статуй, перевезённых на новый континент, комплекс молодой нации). Семейные разборки Кейна говорят о невозможности диктовать правила там, где не может быть никаких правил. И, наконец, замок Ксэнаду, помпезное, отгороженное ото всего мира величие, гроб своего создателя, та точка бифуркации, после которой конфликт становится очевиден.

Хрустальный декоративный шар в руках умирающего Кейна говорит о реальных размерах подчинённого ему мира, также напоминает замерзающее сердце, в гелевой невесомости которого круговращаются снежные хлопья. Орсон Уэллс обрамляет фильм предупреждающей табличкой, отделяющей поместье Ксэнаду от остального мира, "посторонним вход воспрещён". "И вы не сможете", говорит фильм, никто ещё не смог. И лишь потом наступила наша эра.

Событие старости :: молодушка тук-тук-тук

Когда я был ещё только восьмым чудом света для своих родителей, около семи остальных можно было видеть блаженно улыбающегося старика (совсем как знаменитый Эйнштейн с хохолком) с фотоаппаратом, иногда передающим его молодой спутнице. Борхес совершенно не различал красного цвета, мир был добр и расплывчат. Пирамиды Борхеса уже были построены. Американцы уже наследили на Луне.

Опять же: неравный брак в год смерти мужа, наверняка те неудобства, о которых знают всегда двое, и злоязыкий вопрос жене (с мужем, насколько бы сложно он не был устроен, всё понятно - кто бы отказался!) - зачем? Точнее, ответ, как учебник психопатологии: желание власти над беспомощным (зрение - 80% перцепции) стариком, жажда славы от постоянных упоминаний вместе, единоличное наследие символа на земле, права на/ и гонорары от публицаций, совместное (о, Боже!) творчество, комплекс девственницы и безотцовщины, "в белом венчике из роз, а за пазухой - Христос". При желании можно открывать на любой странице, как поваренную книгу. Как хочется проникнуть к ним в постель, спрятать дырочку в шторах, прищемить хвост той лжи, с какой подошёл к ним.

Другое объяснение себе, уже со стороны мужа: не мир, но меч любви, лежащий между возлюбленными, перерубающий возраст, и даже сам пол. Подвиг самоотречения горячего латинос в пользу скандинавской легенды, обрусевший француз, разжигающий туфлёй самовар. Успевший свидетель Евросоюза. Женщина в чистой страсти противоположности, разбавленная физической немощью, благодаря чему и стала возможной. Пожелания долгих лет на семейную фотокарточку. Червь национальной аргентинской библиотеки, изъевший все экземпляры, выползший (всё те же языки: "надо же!") наружу. Предсмертное путешествие как благословление мира на вечную о них с Марией память.

Подлинное объяснение равно сумме всех чисел на земле, которое, как задумал Борхес, распечатано по страницам справочников, путеводителей и просто - в каждом углу страницы любой книги, и которую (сумму) он складывал постоянно с каждым прочитанным заведующим томом.

Уже зная ответ, держа в руке заветную бумажку, он вышел на улицу и сослепу наткнулся на три дерева подряд, потом прошёл по двадцати восьми плитам центральной площади и ощутил тринадцать порывов ветра, ушедших с азимутом 273 градуса. Улыбнувшись, он выбросил число в первую же урну и успел на последний кругосветный поезд.

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002