ЖИЗНЬ ОФИСА

Корпоративный дух пропагандирует здоровое питание. Причём в наших офисах сидят самые продвинутые гастрофилы мира, и они давно выработали идеологию мышления о здоровом питании. Если ты самый настоящий корпоративный мэн, это означает, что ты должен пять минут каждый день потратить на разговоры о развенчивании Макдональдса и придумывании метафор о том, из какого говна состоит чизбургер.
Основа американского мозга. Что у наших англоязычных братьев по уму, не бывших на Луне, под черепной коробкой? Чизбургер.
На работе каждый должен поговорить о здоровом питании, обязательно. При этом получается страшилка из современной литературы, когда парень сначала пойдёт и жадно нажрётся этого говна в великой тайне, а потом придёт в офис и начнёт методично обмывать собеседникам мозги, как Америка заелась дерьмом. Каждый программист теперь эксперт в области гастрономии и знает, что ни в коем случае нельзя жрать чизбургер. Он готов обсуждать желудок в ущерб работе и собственным интересам. Каждый уважающий себя авторитет в области передовой культуры обязательно размышляет об отвратительности современной иностранной пищи, после этого отправляясь на её употребление.
Вечером после работы он одевает капюшон своей куртки, и немного сгорбившись, и опустив взгляд, и дёт в Макдональдс и жадно набрасывается на подносы с чизбургерами, которые он так искусно сегодня разложил по полочкам идеологической гастроидеи.
- Ой я не могу, мне после этих гамбургеров так плохо… - поделилась сокровенным Маша-что-по-глупее.
«Ну а какого хуя ты их ешь тогда?» - как всегда не спросил я, потом что знал ответ: в действительности Маша наслаждается гамбургером и в редких случаях даже испытывает оргазм от его употребления, однако продвинутая молодёжь уже выработала стратегию изысканной гастрономической культуры, ктороая не выносит брутальных бутербродов из Мака. Мы же элита, бля. И питаемся самыми удивительными эксклюзивами современной кулинарии. А Макдональдс это конечно говоно, есть нельзя, желудок болит, и Америка нас уже засношала, а где мы, тем не менее, со стыдом встречаемся?
Аркадий был самым лучшим другом, сегодня он принёс мне йогурт и булочки с маком, и широко улыбнулся коралловыми огромными зубами республики Конго, под отверстием рта на тёмной коже.
- Эх, спасибо дружок, - нарочно громко продекламировал я, и обнял Аркадия, как лесбиянка, на зло своим бабам, из которых ничего никогда не выдоишь, даже слова хорошего.
- Лысею я… - неожиданно сказал Аркадий, глядя в маленькое зеркальце, принесённое одной из креветок и повешенное на стенку под часами.
- Кузьма, ты никогда не задумывался над проблемой «Облысение как невозможность отрастить волосы или зачем нужно бриться» ?
Я действительно никогда не задумывался над этой важной проблемой.
- Когда человек не лысеет, он может отрастить волосы, потому что потом их можно сбрить. У меня же мы видим – факт начинающегося облысения налицо. Следовательно, человек, который бреет голову, обладает свободой. Поскольку у него на голове нет волос, он может думать, что имеет возможность их отрастить, тогда как на самом деле он такой возможности не имеет, и когда он бреется в очередной раз, он тем самым становится обладателем гипотетической возможности их отрастить. То есть чем больше ох ходит лысый, тем больше у него уверенности, что у него на голове очень много волос. И он перестаёт вступать в конфликт с самим собой, то есть, в конечном итоге, со своей головой, которая ему недодаёт волос, если их не сбривать. Таким образом, невозможность отрастить волосы напрямую связана с эффектом их отсутствия, а ощущение волос зависит от отсутствия таковых…
Аркадий закончил свою убедительную речь, заставив меня задуматься. Удивительное всегда лежит рядом, надо только сфокусировать бинокль, как говаривал мой приятель по детскому саду Дмитрий Александрович Фигов.
Уже был май, когда под окнами офиса ночевали трёхтонные старухи в картонных коробках прямо в центре Тверской, и даже воробьи иногда залетали в офис через Карлсон вентилятора. Удивительным образом я опаздывал на работу всё больше и больше, словно бдительность отпустила меня и рука судьбы рисовала лессировку уже другого кадра моей жизни. Офис становился всё меньше и смешнее, весна раскрашивала стены разночветными лучами закатного солнца, и после работы уходилось легко и свободно, и грудная клетка даже немного не помещалась в клетку лифта, от нагнетаемого радостью в лёгкие воздуха. Тяжело работал лифт в мае.
Сегодня на интервью я не поехал по счастливой случайности, потому что опаздал на полчаса и вместо меня послали Надю. В комнате стало довольно интимно, атмосфера сильно мутировала за последние полгода, где я пытался навязать свой чахлый распутный порядок.
- Фу, эти мухи, я больше не могу! – завопила Маша, отмахиваясь поганым цветным журналом от мнимых монстров с крыльями, стремившихся обосрать её лицо.
- Самое большее, чего я ненавижу, это мух! Как они меня достали!!! Кузя, ну убери их, помоги, пожалуйста!
Я ещё не отошел ото сна и смотрел на эту более удачную Машу, чем первая, с нескрываемой пустотой. Креветки сильно пустили корни в пространстве и распоряжались чужим настроением, как хотели, кроя воздух руками и псевдослучайными улыбками. Маша была болезненна с ног до головы, плохо ела, плохо спала, плохо себя чувствовала и вообще всё плохо. Единственное, что у неё оставалось – иметь претензию на компетентность в культуре. Поскольку я не знал, что такое «культуа», разговаривать нам было не о чем, и единственное, чем мы пересекались, так это обменом искромётных шуточек. У Маши не было ни капли сомнения, что я должен был сейчас взлететь и перебить ей всех мух, потом нанизать на ниточку и преподнести украшение к её ногам.
Офисные креветки носят в себе центр мира, и они даже не способны воспринять идею о том, что центр мира, может быть, находится на Луне. Каждая Маша каждый день высасывала из меня мою жизнь, и помогала им в этом начальница Ксюша, но как только я просил их из озорства принести мне чашечку чая, в глазах каждой из них царил ужас и тупик. Я констатирую факт: ни одна блядь на работе не может сходить в соседнюю комнату и налить мне всего одну чашку чая. Тут обидного ничего нет, это научный феномен. Я с удовольствием ходил в магазин и покупал по их просьбе крендели, сыры, колбасы и булки. Я наливал им чай. Из озорства и развлечения. Но когда сам просил сделать что-либо на меня, глаза их наполнялись жестокой тревогой или слезами, они искренне пугались и терялись в такой ситуации, и мне становилось не менее страшно, с какими людьми я живу. К весне чипсы распоясались окончательно и доили меня из всех возможных сил, заставляя общаться и придумывать новые шутки и темы. Правда благодаря этому я приобрёл огромный авторитет компанейского человека и неординарной глыбы, по меньшей мере Витгенштейна, но если посмотреть честно сверху, всё это была скучнейшая игра в одни ворота.
- Кузя, а почему ты постоянно молчишь?, - искренне взывала ко мне Ксюха, через пять минут после того, как основательно поимела меня насчёт не сданной вовремя новости.
А я постоянно молчу, потому что я приехал с Чукотки. Потому что женщина, привыкла властвовать и развлекаться. Обычно встаёт вопрос: «Расскажи что нибудь, а?» Вот у меня уже апелляция к устройству мира появляется. Ну как можно рассказать «что-нибудь»? Это что, надо запустить механизм случайных чисел и вытаскивать шары с буквами? Была вот такая организация Лотерея Спортлото. Тут тот же самый принцим, года девочка мается и начинает тебя просить рассказать о чём-нибудь, всё равно что каждую минуту придумывать по одному Евгению Онегину. Ну вот могу рассказать: «Хуй и пизда из одного гнезда». Как ныне взбирается в гору Сизиф, так весь не умру, парадоксов я друг.
Поскольку я сидел с Ксюхой в одной комнате днями напролёт, то с меня шел административный и личный спрос перманентно. Я постоянно делал ей вербальный куннилингус, и если вдруг без него проходило много времени, начинала выть Ксюшина сирена, и претензия была велика. И вот в одно из таких зимних мгновений женское сердце не выдержало и выпрыгнуло из груди:
- Кузь, пойдём в театр, спектакль мастерской Фоменко, - заявила Ксюха и взяла меня за плечо.
Честно, я не понимаю таких баб. Это такой Кентавр в колготках. Тянитолкай, и у него две головы: с одной стороны он блюёт на тебя, а с другой у него кнопка для получения шоколада.
Для меня все эти Фоменко, хуенко, как вид хирурга из-под наркоза. Из всех видов «искусств» я презирал табличку в метро «К театру Станиславского». Древнейшая профессия проявления самой слабой фантазии и мотивов к жизни. Театр вызывает ассоциации с алкоголем, трусиками «неделька», и железной кроватью, на которой ебутся за кулисами представители разных театральных сословий. В театре ещё меньше жизни, чем на Марсе. За это я не обращаю на него никакого внимания, и когда Ксюша в одно из моих передних ушей нашептала имя Петра Наумовича, я представил стоящий хуй, чтобы хоть как-то заинтересовать себя.
Но интересно не было, и я кое как промямлил, что не хочу идти после работы на спектакль, и что вообще сегодня еду в деревню к бабушке поливать розы.
- Ну тогда пошли завтра, у меня пропуск на два дня. На эти спектакли люди записываются в очередь и ждут месяцами.
А я хотел сходить на Майкла Джексона. Ведь он приезжал к нам году в 1994, когда его прекрасная белоснежная кожа ещё не расползалась от русского мороза. Тогда все билеты были распроданы за месяц и до сих пор я лилеял несбыточную надежду увидеть своего кумира живым. Я сохранил свой первый ваучер и старый билет на Джексона. А здесь какой-то «дядя Петя», старый педрила.
Не впечатляло, и отпирался я как мог полчаса, и находил слишком вялые аргументы. С начальством я не нарушал субординацию и не отличался красноречием, когда ситуация требовала того не в их пользу.
Рабочий день закончился и мы пошли домой. Ксюха увязалась со мной до метро. Она подсела на мою несговорчивость и начиталась Пушкина, что типа, чтобы больше мучиться, надо и любить побольше. Девка серьёзно подсела на беседы со мной. Каждодневная война шуток и магического отстранения от всего коллектива пронзила её ноги любовной судорогой, но поскольку любить она могла так, как любят инкубаторские общипанные куры, подвешанные вниз ногами, то получалось странно и нелепо. Она любила больше, чем меньше.
В лифте я поцеловал её в губы. Девчонка собрала все древесные силы и напряглась коконом личинки. Я удивился, что такое вездесущее, доставучее, ебливое существо не умеет целоваться. Этим она была мне очень симпатична.

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002