На вокзал приехали досрочно и нашли наш поезд. Девятый вагон. Ровно по расписанию в 0:55 поезд тронулся, и пока мы стелили бельё и обустраивали быт, оторвался окончательно от этой Москвы. Но ещё было Красково. Мы лежали на верхних полках, потихоньку приближаясь на нетихой скорости в ночи. Вот Томилино, вот темнота, вот мост с Пехоркой, и вот огни. Изо всех сил стараюсь осмыслить потрогать станцию, саму динамику времени. Как звезда, эти фонарные огоньки, пикнуть не успел, оп и мимо, на огромной скорости.
Что же это такое? То к чему человек стремится, начинаясь, даже не успевает начаться, не побыв ни на секунду настоящим, являясь всегда только объектом прошлого.
Это событие, как падающая комета (огни проплывшие) взбудоражило мою голову, с силой тем большей, чем более я не мог объяснить происходящее другу, тем более что он воспринял бы мои размышления с налётом собственной дополнительной архаики, где мох, паутина и приглушен свет.
Печаль остаётся внутри и называется "мыслями о вечности". Ехали в Новороссийск, в окне темно. В Новороссийске умирает Лидия Вильгельмовна, страннит то, что она ещё живая, она с нами со мной, пятилетним карапузиком, ждущим мамку из похода, со мной, пятданцатилетним философом, пришёдшим на улицу элеваторскую в долг "навестить" семью, совокуплена со всеми нами до тех пор, покуда глаза её открыты, совокуплена с жизнью.
В этом странность, в этом загадка жизни, когда все одновременно ждут и успевают звучать на этой стороне реальности, земной коре. И вдруг ясно почувствовался вопрос, на этой же верхней полке: вот Лида совершенно отчётливо здесь, самая настоящая и та самая ценная Лида, которая прошла со мной всю жизнь, не столько родством номинальным и титулом (бабушка, мать отца, уважать родственников) а причастностью к подлинным и неопровержимым эмоциям детства и сформировавшейся жизни, своим голосом, формой, ситцевыми бабушкиными (она не бабушка - что-то более совершенное в остроумии и философии, чему не придумали определения) платьями, непростым чувством юмора, которое из-за того непростое, что не растворилось и не зачахло от трудностей сталинской жизни, манерой произносить речь, и соединением на уровне ДНК (очень хорошо и ясно помню её голос с самого раннего детства), так, вот Лида доподлинно здесь, а через несколько дней она совершенно подлинно будет не здесь. И где она будет, абсолютный вопрос. Сознание до самых последних моментов борется с тем, что она превратится в абсолютное ничто. Растворится. Когда этот контраст ясно проходит в голове, между абсолютной жизнью и абсолютной пустотой - страшно.
